Нашим читателям без сомнения известна знаменитая поэма Пушкина «Полтава», но это сочинение профессионального автора. А вот ещё одно произведение, написанное в те же годы костромским крестьянином и песенником Иваном Молчановым на основе канта Петровской эпохи. Оно пошло в народ и живёт до сих пор в многочисленных переделках:

Песня передаёт легенду, как пуля сбила с Петра шляпу, потом поразила под ним коня, наконец, расплющилась о нательный крест государя…

Ценой больших потерь враг всё же преодолел редутную линию, но встретился лоб в лоб с боевыми порядками русской армии. В открытой штыковой схватке и под угрозой окружения конницей Меншикова шведы были разбиты.

Они потеряли убитыми и пленными тридцать тысяч человек, наши потери не превышали и пяти тысяч. Пётр сполна взял реванш за Нарву.

В немалой степени этой славной победе способствовала изобретательность царя-реформатора, кою и нашим нынешним реформаторам всячески желаю.

Давайте ещё раз совершим экскурс в историю. И вновь во времена великих людей и деяний — в XIX век, в эпоху Наполеона.

За ходом нидерландской кампании императора Франции внимательно следила вся Европа. Страны коалиции устали от войны не меньше самой Франции. И если бы Наполеону удалось продержаться до зимы (тогда в снегу воевали разве что русские), его противники скорее всего согласились бы на достаточно затяжное перемирие. Упрочив за зиму собственную экономику, наладив традиционно сильную сеть дипломатических интриг, Франция могла к весне добиться распада враждебной коалиции.

Больше всего от такого сценария пострадала бы, конечно, Британия. Правительство, долгие годы бросавшее в пламя войны и собственные ресурсы, и всех союзников, в одночасье оказалось бы банкротом. И не только политическим: несметные миллионы, вложенные в истребление единственного реального конкурента, оказались бы выброшены безвозвратно. А государственные долговые обязательства были бы в лучшем случае заморожены на долгие годы, а то и вовсе обесценены.

Лондонская биржа ждала известий с материка как манны небесной. Малейший слух оборачивался тысячами распоряжений о покупке или продаже. Но кроме слухов, ничего не было и не могло быть: мир ещё не опутала телеграфная паутина.

Один из крупнейших лондонских финансистов — глава британской ветки банкирского дома Ротшильдов — озаботился получением надёжной информации заранее. По всей Европе стояли его кареты с лучшими лошадьми, каких только можно было тогда купить за деньги. А уж среди коммерсантов того периода истории не было равного Ротшильду по готовности вкладывать деньги в перспективные проекты.

Конная эстафета в считанные часы домчала пакет с известиями о разгроме французов до берега Ла-Манша. Там уже ждали корабли, также купленные Ротшильдом. От меловых скал Дувра новые кони понеслись в Лондон. И Ротшильд получил заветные известия прямо посреди главного торгового зала биржи.

Было ясно: ещё через несколько часов весть о британско-прусской победе дойдёт до всех. И тогда государственные обязательства, доселе обесцененные политической неопределённостью, вновь станут надёжными — следовательно, дорогими. Скупив их немедленно, можно было через пару дней изрядно обогатиться.

Именно так поступил бы в ту пору любой биржевой игрок, получивший эксклюзивную информацию. Но не Ротшильд. За ним следили тысячи глаз. Вслед за ним скупать бумаги немедленно бросилась бы вся биржа. И ему удалось бы обогатиться лишь на той незначительной доле обязательств, которые он добыл бы первым приказом на покупку.

Ротшильд представлял себе ход мыслей коллег по бирже куда отчётливее, нежели они — его. Разница в уровне рефлексии — мышления о самих мыслях — позволила ему принять решение, по тем временам совершенно неожиданное.

Принесённую депешу он прочёл в центре зала. И, лихорадочно сунув её в карман, бросился продавать все правительственные ценные бумаги, которые у него — как и у любого биржевика — к тому времени были.

Надёжность и оперативность ротшильдовой информационной службы к тому времени была общеизвестна и многократно подтверждена. Если великий банкир, повинуясь полученным сведениям, продаёт британские обязательства — значит, Британия проиграла. Избавляться от облигаций побеждённого бросились все. За считанные минуты бумаги стали ненамного ценнее той самой бумаги, на которой были напечатаны.

И тогда, повинуясь незаметному знаку банкира, десятки его тайных агентов занялись скупкой. Вскоре Ротшильд покинул биржевой зал обладателем чуть ли не всех обязательств британского правительства. А ещё через несколько часов биржевики рвали на себе волосы, узнав, от каких сокровищ только что избавлялись за бесценок.

Впрочем, это был не последний творческий манёвр легендарного финансиста. Чего-чего, а денег ему хватало и до Ватерлоо. А вот чего не хватало предельно остро — так это общественного признания.