Еврей со множеством родственников на континенте особым уважением замкнутой британской дворянской касты не пользовался. Даже несмотря на то, что его род ещё в Средние века обзавёлся титулом баронов Священной Римской империи. Сама эта империя, только что исчезнувшая под натиском всё того же Наполеона, уже не освящала своим авторитетом красный щит (rot schield!) на баронском гербе.

Ротшильд ещё раз использовал изобретательский приём инверсии. С биржи он отправился в министерство финансов. И попросил оплатить ему государственные обязательства не по номиналу, а всего лишь по той бросовой цене, по которой он их скупил. Да и то лишь потому, что правительство Британии не вправе что бы то ни было принимать вовсе безвозмездно.

Но разницу между номиналом и ценой скупки Ротшильд всё же получил. Разумеется, не деньгами. А новым — уже чисто британским — титулом, доступом в высшие круги общества и власти, возможностью в дальнейшем заключать контракты с правительством в приоритетном порядке… Да мало ли выгод может получить человек, столь неординарно распорядившийся зависимостью государства от себя!

Банк Ротшильдов процветает до сих пор. Достаточно напомнить, что он входит в пятёрку финансовых организаций, ежеутренне определяющих цену золота на лондонском — и, следовательно, на мировом — рынке. Основы могущества этого банка заложены ещё в глубоком Средневековье тысячами сделок с мелкими германскими князьками. Но непревзойдённым его сделал именно тот из Ротшильдов, который оперативной информацией и собственными нестандартными ходами подчинил себе на несколько часов усилия двух могущественных империй.

Надеюсь, этот исторический пример — один из великого множества — вполне убедительно показывает: креативный способ действий оправдывает себя всегда и везде. В любой сфере человеческой деятельности, в любых странах, в любые времена.

Я не раз и не два выражал восхищение гением Пушкина. Но сегодня хотел бы вернуться к роковым моментам в жизни поэта, ведь даже случайное во многом закономерно.

Не секрет, что в сравнении со многими столь же пылкими современниками, Пушкину многое прощалось как по молодости лет, так и за восхитительный поэтический дар. Хотя не во всём и не всегда поступки юноши Пушкина как человека этичны как с точки зрения девятнадцатого века, так и в глазах нынешних, даже самых лояльных моралистов. Как раз эта его младая неразборчивость отзеркалилась, отразилась в судьбе поэта самым роковым образом, когда пришла пора зрелости.

Мне вспоминается злая и несправедливая эпиграмма поэта на одного из выдающихся деятелей Истории Российской, графа Михаила Семёновича Воронцова. Томимый любовной жаждой, Пушкин завёл роман с женой осмеянного им графа, и «терзаемый ревностию» к законному супругу сочинил известные всем нам ещё по школьной программе строки:

А ведь жизнь графа Воронцова была целиком посвящена служению России. В двадцать один год он прикомандирован к войскам на Кавказе, участвует во многих стычках с горцами, являя личное мужество и храбрость. В ходе гибельной экспедиции русских войск в Закатальское ушелье в январе 1804 года Михаил Воронцов едва не погиб.

Год спустя он участвует в боевых действиях против шведов в Померании в составе десантных войск генерал-лейтенанта графа Толстого. Ещё через год — воюет против французов и командует первым батальоном прославленного гвардейского Преображенского полка. В ходе войны с Турцией, будучи уже командиром пехотного полка, начальствует над особым отрядом русской армии, который первым врывается на Балканы. Между прочим, занимает пресловутую Плевну, сражается ровно в тех местах, что и семьдесять лет спустя другой прославленный генерал — Скобелев.

Когда Наполеон вторгся в пределы России, граф Воронцов находился под началом Багратиона, его дивизия защищала Смоленск, а в ходе Бородинской битвы почти вся она полегла у деревни Семёновской. Воронцов и сам был ранен, но, отправляясь на лечение в имение, взял с собою несколько десятков раненых офицеров и более трёхсот покалеченных войной солдат. Все они получили усилиями и деньгами графа отменный уход.

По возвращении в строй Воронцов, командуя корпусом, столкнулся в заграничном походе непосредственно с полками самого Наполеона. Русские не дрогнули, их потери были раза в полтора меньше, чем у неприятеля. Три года под началом графа Воронцова состоит оккупационный корпус русской армии во Франции. Он вынужден продать полученное по наследству имение тётки, чтобы расплатиться с французскими кредиторами за кутежи своих офицеров и гусар.

Пути Михаила Воронцова и рядового служащего десятого класса его канцелярии Александра Пушкина пересеклись лишь в июне 1823 года, когда император назначил графа генерал-губернатором и наместником Новороссии и Бессарабии.

Тоже своего рода маленькая месть царя вельможе. Дело в том, что по возвращении оккупационного корпуса из Франции Александр Первый устроил смотр и выразил неудовольствие по части недостаточно быстрого шага солдат на плацу. Ответ Воронцова был достоин Суворова, он передавался из уст в уста и сделался широко известен: «Ваше Величество, — ответил Воронцов, — этим шагом мы пришли в Париж!»

Прибыв в Одессу, новый генерал-губернатор отнёсся к подчинённому не как к обычному клерку. Граф прекрасно понимал, что перед ним большой поэт. Пушкин был зван на обеды к Воронцову каждый день, ему предоставили возможность работы с графской библиотекой. А там было что почитать, ведь Воронцов, получив образование в Лондоне, привёз с собой немало образцов западного вольнодумства.

Однако поэт, будучи пылкой натурой, использовал часы посещения не только на ниве литературного творчества. Предметом его вздыханий и любовных преследований стала жена генерал-губернатора Елизавета Воронцова. И тогда Воронцов сильно изменил своё мнение о Пушкине, как о человеке. Посему из ревности в конце концов он отрядил сего канцеляриста в издевательскую экспедицию по ловле саранчи. В ответ появилась упомянутая мной эпиграмма.