Матвеев протягивает офицеру пригласительный на двоих. «Господину Матвееву с супругой…» — значится в заголовке. Почему богатый заводчик с красавицей женой одет более, чем просто? Кого так цепко держат рабочие господина Матвеева и почему они набросились на этого человека? Как возле ног госпожи Матвеевой очутилось оружие? Не выронила ли она его, сделав выстрел в премьера? И почему сам господи Матвеев, единственный из всех присутствующих, смог заметить, что в руках у чернявого типа бомба? Откуда такая проницательность и острота зрения?

Голос Павла ровный, спокойный, уверенный. Ответы логичны и продуманы.

Одеты, как считаем нужным. Бомбу заметил случайно. К пистолету супруга отношения не имеет, рабочие подтвердят. Мужчина, которого они держат, давно преследует Надежду Антоновну. Он неуравновешен, возможно, болен нервно. Жену приходится охранять. Для сих целей рабочие здесь и находятся. Они честные законопослушные граждане и готовы дать свидетельские показания.

— Надежда Антоновна не при чем… — увесисто роняет Антонюк.

— А за мужиком этим мы третий день наблюдаем, — врет, не стесняясь, Верник.

— Он чокнутый. Он всех и каждого обещает убить, — не отстает Крыльин.

Офицер не унимается, кажется, его вопросам не будет конца.

— Кстати, я являюсь гражданином Швейцарии, — Павел уже злится. — Потому более отвечать не намерен. Госпожа Матвеева также не расположена к беседе. Она предъявила при входе другой билет? Это недоразумение. Ваш контролер ошибся. Мои рабочие могут подтвердить.

— Прошу прощения, — место предыдущего офицера занимает новый. — Люди видели, что Надежда Антоновна стреляла.

Никто не мог видеть то, чего не было!

— Кто именно? — Павел — сама ирония.

— Я … — На авансцене событий появляется Инесса-Ирина.

— Я тоже мог бы дать показания… — из ниоткуда материализовался жандармский полковник Юрий Александрович Парасин в сопровождении Бориса Михайловича Лаубе. На помятой физиономии последнего ироничное участие и насмешка: «Думали, госпожа Матвеева, обхитрить всех? Не удастся. Пожалели молодежь — извольте расплатиться собственной персоной».

Господи, Надин не на шутку испугалась, полиции все известно! Пока она наблюдала за Лаубе, за ней самой велось наблюдение.

— Не знаю, о чем собираются свидетельствовать эти люди, но полагаю, — Павел цедил слова сквозь зубы, — верить им можно не больше чем моим рабочим.

— Разберемся, — офицер взял под козырек, — пройдемте в участок.

— Вы намерены арестовать Надежду Антоновну?

— Пока нет. Пока, хотелось бы просто побеседовать с госпожой Матвеевой.

Двойное «пока» таит в себе угрозу.

— Побеседовать? — Павел вскинул высоко брови, — Не лучше ли сразу послать за моим адвокатом?

«Им надо непременно задержать меня, значит, просто так нас не отпустят, — пересиливая панические настроения, Надин попыталась овладеть собой. — Сопротивлением мы только затягиваем время».

— Я к вашим услугам, — она вздохнула печально.

Матвеев оценивающе посмотрел на супругу. Растерянность сползла с любимого лица, взгляд стал тверд и беспристрастен. Пререкания с офицером позволили Надин прийти в себя. Напоминание о швейцарском гражданстве придало твердости. Мысль, что полицию с ее докучливыми вопросами всегда можно послать подальше, никогда не бывает лишней. Иностранцы не подчиняются российским законам. Стало быть «беседа» для Надин ни чем опасна? Ладно, махнул рукой Матвеев, я не возражаю.

И все же, сердце грызла тревога. Как все обернется? В ожидании Павел нервными шагами мерил коридор полицейского участка. Три часа назад жена скрылась за дубовой дверью кабинета, обозначенного биркой с номером «5». Три часа он томился неизвестностью. Наконец!

Надин появилась на пороге:

— Заждался, милый?

Если бы не напряженная складка между бровей можно было бы подумать, что допрос закончился благополучно. Однако сквозь показное победительное сияние, на лице Надин проглядывало смятение.

— Ну, как? — не удержался Матвеев.

— Поедем домой.

В карете, обняв Надин покрепче, Павел настойчиво повторил:

— Ну, как? Чего они от тебя хотят?

— О, сущую мелочь, — жена всхлипнула. — Я должна предложить Ярмолюку сложить полномочия и выйти из Боевой Организации.

— Что?!

— Если Генрих откажется, я вынуждена буду передать в ЦК документы, подтверждающие факт сотрудничества Ярмолюка с охранкой.

— Господи!

— Если и это не возымеет действия, я опубликую дневники Люборецкого.