– Не трогайте, не подходите! – шипела по-кошачьи. – Он пытался меня изнасиловать! Он разлучил меня с любимым!

Потом схватила горшок с кактусом и принялась тыкать колючим шаром в голову Корсакова – он едва успевал отворачивать лицо.

– Да уберите же ее! – крикнул сдавленно. – Она сумасшедшая! Больная!..

Наконец кто-то разглядел ее безумный, горящий взор, на Роксану ловко накинули одеяло и поволокли из квартиры.

– Всех в машину! – раздалась долгожданная команда.

Марата вывели вслед за майором, запихнули в зарешеченный отсек микроавтобуса, спустя минуту туда же загрузили обоих сыщиков. Оттесненные к углу дома, соседи смотрели пугливо и с любопытством, но вряд ли успели что-то разглядеть. Роксана все-таки достала его кактусом, левую щеку жгло, как от горчичника, пробитый было нос вновь заложило, и навернулись слезы. Больше всего, конечно, досталось майору-конфликтологу – исцарапанное, разбитое щитом, окровавленное лицо распухло в безобразную маску, рот не закрывался, а в верхней челюсти зияла дыра от выбитых зубов. И совсем не пострадали хитрые, дипломатичные сыщики, если не считать мокрых, грязных пиджаков. А это ведь по их вине Алхимик словно растворился в пространстве!

Машина мчалась с мигалкой и отвратительной по звуку крякалкой, скорее всего по встречной полосе. Ехать в милицию и там еще терпеть унижения, разборки, а потом глупые, циничные извинения не было никакого желания.

– Кто из вас старший? – сипло спросил Корсаков, перекрывая шумы.

Стриженые мокрые затылки бойцов впереди застыли, словно кактусы в горшках, хоть бы один обернулся. Тогда он постучал плечом в решетку.

– Я спрашиваю: кто старший?

– Заткнись, – был ответ.

– Я подполковник Корсаков, служба безопасности, – представился он. – Мы проводили спецоперацию!

– Мы тоже.

– Наши документы у вас!

– Разберемся!

Он всегда относился к милиционерам с откровенной брезгливостью, легко перерастающей в ненависть, и скорее всего, эти чувства были взаимными. Бойцы спецподразделения – а половина из них явно офицеры, – вероятнее всего, понимали, что перед ними не бандиты и свидетельств тому достаточно, однако представился случай показать, что и милиция кое-что значит в этом мире, и хоть на час-другой ощутить собственное превосходство, потешить вечно униженное самолюбие. Притом не понести никакого наказания!

Марат спорить не стал, поклявшись самому себе, что непременно отомстит этим стриженым, колючим, в наростах, затылкам. Даже несмотря на то что они случайно организовали прикрытие и помогли не выказывать себя перед жильцами подъезда. Благо, что обошлось без прикормленной прессы, которая тенью следует за милицией, словно шакалье за хищником. После пожара в Осколкове журналистов туда не подпускали на выстрел, сотрудники не давали интервью и вообще никак не светились. Если все пройдет гладко, можно использовать ментов еще раз – списать на их вмешательство срыв операции и побег Алхимика. И еще есть возможность оправдаться перед шефом и даже надавить на него. Вместе со стратегией Сторчак взял под свой контроль и тактику – всю оперативную разведработу и кадровую политику, требуя заниматься конкретно только гением и его топливом; это он разыскал и включил в группу лучших сыщиков с Лубянки, которые оказались вялыми, безынициативными и лишь надували щеки. А самое главное – он запретил разрабатывать тему таланта, то есть изучать, исследовать саму природу гениальности Алхимика. Ведь тот откуда-то появился в Москве, где-то получил образование, набрался знаний и опыта, наконец, как-то изготовил это топливо!

Смотрящему, впрочем как и Осколу, требовался скорый и конкретный результат.

Арестованных привезли в районный отдел; излишне строжась, перегнали из машины в обезьянник и напрочь забыли о них часа на два. И это лишь подтверждало выводы Корсакова: сейчас менты строчили бумаги, готовили себе отмазку, по какой причине влезли в операцию спецслужб. Отбрешутся легко – мол, получили сообщение от граждан: неизвестные похитили и пытают женщину, которая и в самом деле была обнаружена по указанному адресу, в наручниках и в невменяемом состоянии…

К концу второго часа отсидки за решеткой явился какой-то лысый капитан, вернул документы, оружие и телефоны.

– Согласовывать надо, – сказал надменно, – когда вторгаетесь на чужую территорию.

Марат запомнил и его плешивую голову, но не стал расточать сладострастие будущей мести.

– Где моя жена? – спросил деловито.

– Якобы ваша жена отправлена на «скорой» в больницу, – блеснул информированностью капитан. – В психиатрическую. Покусала наших сотрудников. Она случайно не бешеная?

– Столбняк обеспечен, – невыразительно отозвался Корсаков. – Гребень остался при ней?

– Какой гребень? – мгновенно возмутился капитан. – Достали уже с этим гребнем! Да я его в глаза не видел! Ее взяли в одном халате, в нем и сдали в психушку!

В этот миг у Корсакова проскользнула мысль, что милицию в дом на Заморенова вызвали вовсе не обеспокоенные шумом граждане – она появилась там сама, наперед зная о негласных спецмероприятиях. Слишком самоуверенно вели себя и бойцы, осуществлявшие захват, и этот капитан – не опросили задержанных, не попытались разобраться, не удосужились даже принести извинения, хотя бы формально. Скорее всего, спецназ антитеррора использовали втемную, не раскрывая подробностей и деталей, иначе гребень отняли бы или попытались отнять.

Но если кто-то позаботился таким образом организовать прикрытие, дабы соседи ничего не заподозрили, то кто он? Это ведь надо было непосредственно отслеживать весь ход операции, координироваться с милицией, чтобы в нужный момент вызвать две машины с бойцами…

Взгляд Корсакова зацепился за побитого майора, единственного чужого в группе, человека, навязанного Сторчаком, возможно с подачи Церковера, поскольку охрана технопарка подчинялась президенту компании. Специалист-конфликтолог появился в Осколкове сразу после пожара, якобы для работы в первую очередь с молодыми дарованиями фабрики – внутренней безопасностью компании занималась также охрана, а будущим гениям в одной среде ужиться оказалось трудно, начинались тихая грызня и стукачество. Кроме того, конфликтолог требовался, чтобы ладить с журналистами, местными властями и прочими любопытствующими субъектами типа депутатов и представителей общественности. В ходе операции этот специалист профессионально никак себя не проявил – напротив, даже мешал, путался под ногами. Уже сидя в обезьяннике, Марат хотел потребовать, чтобы майору вызвали неотложку, и лишний раз покачать права – у подчиненного явно было сотрясение мозга, – однако тот наотрез отказался. Вероятно, чтобы постоянно присутствовать в группе и не потерять контроля…