И совсем кстати вспомнилось, что приглашенная для Роксаны психологиня тоже появилась по рекомендации Церковера!

Корсаков записал телефон и адрес больницы, куда поместили Роксану, отказался от любезного предложения капитана воспользоваться милицейским автомобилем и вывел свою команду из вонючей камеры. Уже на улице, глядя, как сыщики заботливо чистят и охлопывают друг другу подсохшие пиджаки, он вдруг подумал, что на майоре свет клином не сошелся, кто-нибудь из этих двоих вполне мог его заменить. Они тоже относительно чужие, хоть и работают в группе уже семь месяцев, но профессионально так и не раскрылись, всё через пень-колоду. Как они упустили Алхимика?

Сыщики почуяли его тяжелое недовольство.

– У вас кровь проступила сквозь бинт, – угодливо заметил один, но с видом, словно хотел вцепиться в горло. – Рана открылась.

– Надо показаться врачу, – поддержал другой. – Мало ли что, рядом сонная артерия…

– Отправляйте майора в медсанчасть, – приказал Марат. – Потом заберете машины на Заморенова – и всем на базу.

– А вы? – чуть ли не в голос спросили сыщики.

– Врачу покажусь!

Тут же, возле милиции, он поймал такси и поехал сначала домой, переодеться, поскольку рубашка, пиджак и даже брюки заскорузли от крови. Доклад, по каким причинам сорвалась операция, выстраивался сам собой: теперь он реально ощущал вмешательство некой третьей силы, контролирующей все действия оперативной службы технопарка. Или она, эта сила, действовала параллельно и явно управлялась Церковером, то есть президент кукурузной компании вел двойную игру по своим правилам, используя Корсакова как некий внешний и грубый раздражитель.

И когда в приемном покое психбольницы заявили, что Роксана сбежала из запертой на ключ палаты через двадцать минут после того, как ее туда поместили, Корсаков ничуть тому не удивился. Напротив, появилась уверенность, что и Алхимик давно уже в Осколкове, сидит где-нибудь в секретных комнатах офиса, дает показания и там же вся его алхимическая лаборатория.

То ли от напряжения, то ли, наоборот, от минутного расслабления у него вдруг открылась рана на горле и вновь хлынула кровь. Хорошо, случилось это прямо в кабинете главврача психушки – сбежались доктора и сестры, но остановить кровоток из раны никак не удавалось, и все равно пришлось вызывать «скорую». Корсакова отвезли в Склиф, там зашили сосуд, но из-за потери крови и слабости оставили до утра. Утром же в отдельную палату Марата вошел какой-то специалист по укусам, курирующий несчастные случаи, связанные с собаками, осмотрел рану и сказал:

– Типичный поцелуй Карны. Редкостный случай, известен по описанию древнеиранских авторов… Кто вас укусил, милейший?

Весь двадцатиминутный доклад Сторчак с Церковером выслушали молча, как-то отстраненно, с частыми многозначительными переглядками, и Корсаков был почти уверен: гений и романтическая героиня уже здесь и в полном распоряжении руководства – люди Филина успели «принять» беглецов. Сам начальник разведки присутствовал тут же, но с отсутствующим видом – сидел и гладил корявыми пальцами толстый старый портфель, с которым не расставался, как президент с «ядерным чемоданчиком». Создавалось впечатление, будто руководство знает, как проходила операция, причем из своих, надежных источников, и заранее определилось во мнениях, либо заготовило какое-то конкретное решение, например уволить Марата за профнепригодность. На такой случай, если Алхимик и Роксана все же каким-то образом исчезли и ответственность за провал попытаются взвалить на него, Корсаков припас веские аргументы, однако как опытный игрок не показывал козырей и представлял, как станет прессовать ими самоуверенных начальников. Смотрящий конечно же отмахнется, если предъявить ему его же поспешность – именно он приказал брать Алхимика под уголовную статью, – но Оскола можно бить наповал его кадрами: вмешательство уникального психолога на китайских ножках способствовало сумасшествию спецагента и, скорее всего, побегу гения. Как-то уж очень загадочно они оба растворились на лестнице подъезда, и кстати, оба ушли из-под носа «лучших» сыщиков, навязанных лично Сторчаком.

Иными словами, дело не обошлось без некой чертовщины, именуемой и признаваемой как гипноз или иное, возможно, психотропное воздействие. И тут налицо влияние третьей силы, которую не следует отвергать как не существующую – просто она скрыта от Корсакова, если ею управляет сам Оскол. Если же нет никаких дублирующих, параллельных действий и руководство об этом слышит впервые, то тщательно ее изучать.

У Марата была еще одна карта, можно сказать, примирительная, которую в заключение он и выложил. Суть состояла в следующем: ни личные качества и таланты, ни кадровые сыщики не могли спасти положения. Слишком сложным, темным, неисследованным оказался сам объект оперативного внимания, а надо, чтобы сознание и профессионализм сотрудников соответствовали ему по всем параметрам, как, например, вся энергоструктура должна соответствовать виду топлива. То есть для того, чтобы взять Алхимика и использовать его гений, необходимо иметь мозги Алхимика, иначе будут повторяться аналогичные пожары. И тем самым он ввел руководство в некий транс, по крайней мере заставил выслушать – так показалось, ибо начальственного гнева, впрочем как и скорых оргвыводов, не последовало. Возникла даже небольшая пауза, расценить которую можно было как замешательство самоуверенных людей. И пока она длилась, Филин подергал расшатанный, явно неисправный замок на портфеле, кое-как открыл его и, вынув несколько листков, положил перед Осколом.

– Пожалуй, вы правы, Марат, – интеллигентно заметил тот, глядя в бумажки начальника разведки. – Нам всем необходимо менять отношение к предмету. Мы столкнулись с особым образом мышления, с иной поведенческой реакцией. Придется искать новые подходы. Угроза уголовной ответственности в данном случае не сработала…

Сторчак, по инициативе которого и затеяли операцию с изнасилованием, хотел ему возразить, однако посмотрел в бумажки, поданные Церковером, недоуменно хмыкнул и промолчал. А Корсаков уже не сомневался: гений каким-то образом был захвачен людьми Филина и находится в Осколкове. В крайнем случае остался под наблюдением и контролем – слишком уж они невозмутимые после такого провала.

Если это не так, тогда произошло невероятное: руководство образумилось, наконец-то пересилило собственное самолюбие и жажду быстрого, реального результата, кукурузный девиз «Догоним и перегоним китайцев!», еще недавно довлевший над их умами, потерял актуальность.

– Где гребень? – хмуро спросил Смотрящий. И вынудил оправдываться.

– У спецагента Роксаны.

– Зачем же ты его оставил? Не видел, в каком она состоянии?

– Потому и оставил! – огрызнулся Марат. – Нечем было усмирить. Так складывались обстоятельства…

Здесь уж точно он должен был получить выговор, но Оскол сгладил и такую ситуацию:

– Этой вещицы у нее не оказалось. Вам предстоит выяснить, где она сейчас, и по возможности осторожно изъять. Только следует подумать, как и где это сделать.

Тем самым он подтвердил, что и Роксана бежала из больницы прямо в его руки.

– Тут надо аккуратно, – не согласился Сторчак. – Может, вы сами проведете эту операцию?

Оскол, который еще недавно намекал, что, несмотря на почтенный возраст, может уговорить любую девицу на что угодно, и уговаривал, по всей видимости, за счет дорогих подарков, в этом случае сдался: