На Англси все говорят по-валлийски. В отдаленных частях острова еще встречаются старики, которые не могут поддержать разговор на английском. Хотя путеводители и книги о путешествиях по Уэльсу описывают Англси как край света, мне показалось, что за последние несколько лет остров переменился. Каждую субботу городок Холихед разыгрывает роль метрополии по отношению к людям, приехавшим из разрозненных фермерских хозяйств. Здесь есть магазины не хуже, чем в Бангоре или Карнарвоне, есть и «разговорный» театр. Влияние этого театра можно назвать коварным! Я пошел в магазин за табаком. Девушка за прилавком быстро говорила с приятелем по-валлийски. Беседу она закончила так: «О’кей, крошка».

Посреди главной улицы есть поворот, который легко пропустить. Он ведет к крытому городскому рынку. В субботу днем вы увидите здесь весь остров. Фермеры с женами и детьми приезжают на фургонах или на лошадях и делают закупки на неделю. Торговцы с материка раскладывают свои товары на лотках за пределами рынка — поношенная и новая одежда, женские шляпы, юбки, одеяла, полотенца, ткани и материалы для шитья. Жены и дочери фермеров ходят вокруг прилавков, рассматривают то, что осталось, и иногда совершают покупки. В углу рынка вездесущий кокни устроил аукцион. В одной рубашке он стоял перед огромной горой одеял и простыней. Его окружила толпа настороженных и сообразительных валлийцев.

— Кто даст десять шиллингов? — кричал он, сильно хлопая ладонью по одеялам. — Ну давайте, только не галдите разом… Я для вас все сделаю, потому что сегодня я в хорошем настроении.

Затем, слегка повысив голос, продолжал:

— Восемь шиллингов! — и хлопнул по одеялам еще яростнее.

Толпа молчала.

— Я их выброшу! — завопил аукционер в припадке невиданной щедрости. — Швырну прямо в вас! Семь шиллингов и шесть пенсов! Нет! Шесть шиллингов? Нет! Пять и шесть пенсов? Вы, дама?

Он сдержал слово.

В сторону бдительного помощника-еврея полетели одеяла, и фермерская жена горестно раскрыла маленький кошелек.

Интересно наблюдать за смеющейся толпой, обменивающейся английскими шутками и разговаривающей по-валлийски.

В помещении рынка стоят прилавки с продуктами. Рядом с корзинами яиц сидят старые женщины. Некоторые предлагают полфунта домашнего масла. Эти маленькие порции, привезенные издалека, — жалкая добавка к более или менее самоокупающемуся фермерскому хозяйству и красноречивое свидетельство простой жизни и скромных доходов островитян. Думаю, старые хозяйки приезжают на субботний рынок ради общения: вряд ли несколько пенсов, вырученных за товар, могут вознаградить за труды в приготовлении и доставке.

Я никогда не видел на маленьком рынке столько мясников. Тут от пятнадцати до двадцати прилавков, некоторые принадлежат материковым мясникам. На других местные фермеры раскладывают мясо забитого домашнего скота. И опять же привозят немного. Я не увидел целой лопатки или окорока. Мясо нарезано на маленькие, непривлекательные куски, весом в фунт или полфунта.

— Деревенским жителям и в голову не придет покупать мясо в городе, — сказал мне один мясник. — Здесь принято покупать мясо на рынке.

Из этого я сделал вывод, что в будни население Англси придерживается вегетарианского образа жизни.

В Холихеде можно отлично отдохнуть. В хороший день, забравшись на гору, вы увидите Ирландию, красивые морские скалы, а на востоке — хребты Сноудонии.

От Холихеда идет прямая дорога, по обеим сторонам — пшеничные поля, на лугах среди кустов утесника и серых валунов пасутся черные коровы.

Я въехал в чудесный городок Бомарис. Коренные валлийцы с Англси считают Бомарис английским городом! Они подозревают, что Бомарис чем-то отличается от других городов. Думаю, это наследие далеких времен, когда английский король построил здесь свой замок, который подчинил себе окрестности, так что на валлийской почве вырос английский городок.

К Бомарису я ехал мимо пролива. Вода в Менае отливала серебром. Деревья образовывали над головой арку, каменные стены, зеленые ото мха и папоротника, были почти так же роскошны, как в национальном парке Килларни.

Мне понравился Бомарис — белые яхты, скользящие по заливу, торжественно-тихие улочки, потрясающий вид на горы и увитый виноградом остов замка Эдуарда I.

Эдуард построил замок после смерти Ллевелина. Он хотел любоваться панорамой Сноудона и одновременно держать в страхе островитян. До Карла I в замке Бомариса ничего выдающегося не происходило. Затем Англси сделался местом встречи и убежищем валлийских роялистов. Сегодня это самое мирное обиталище, какое только можно себе вообразить. Солнце падает на увитые виноградником башни, тишину нарушают лишь выкрики из двора — «Гейм!», — здесь теперь теннисный корт.

Я нашел в Бомарисе уютный паб и большую каменную гостиницу. И то и другое могло оказаться подарком любого английского торгового города.

Но я обнаружил и кое-что еще.

На боковой улице высоко в каменной стене есть ужасная дверь. Это не та дверь, через которую подают сено или зерно. Это — мрачная, невероятная дверь.

— Здесь, — сказал мне горожанин, — у нас до конца девятнадцатого века происходили публичные казни.

За стеной некогда была тюрьма, а из двери — на виду у всего города — выходили люди, приговоренные к смерти.