Тем временем природа — с поразительным равнодушием к человеческой суете — завершала свой серебристо-черный вечерний ноктюрн. Солнце садилось. В кронах деревьев сгущалась темнота, далекие рощи окутал густой лиловый туман. Время от времени на озере раздавался тихий всплеск, и на секунду серебряная гладь нарушалась крохотной черной воронкой.

— Ты только погляди, — раздался восторженный голос под самым моим окном, — разве это не романтично! Прямо в точности как в одном из его сонетов!

Только этого недоставало! Я стоял и прикидывал: а не запустить ли мне башмаком в громогласных «романтиков», но решил не поддаваться искушению.

Ночь вступала в свои права неторопливо и постепенно — так неторопливо, что человек, наблюдавший за великолепной игрой света, тени и полутени, мог и пропустить этот миг. Над темными холмами и тусклой водной гладью возникло странное потустороннее свечение, которое не имело отношения ни к солнцу, ни к луне, а скорее напоминало холодный свет над мертвыми лунными кратерами. В небе над озером зажглась маленькая первая звездочка…

Не важно, как вы относитесь к поэзии Вордсворта. Вы можете ни в грош его не ставить как поэта, но должны признать, что он, пусть и неосознанно, сделал великолепную рекламу Озерному краю. Благодаря ему здешние места — некогда дикие и пустынные — сегодня пользуются неслыханной популярностью. Нужно видеть толпы американцев, которые в благоговейном трепете стоят перед домом поэта в Грасмире. Более того, как-то раз я застал двоих из них возле бывшего жилища Гарриет Мартино — они пришли засвидетельствовать свое почтение писательнице, выпустившей в 1855 году собственный путеводитель по Озерному краю. Тут уж впору заподозрить некую национальную черту — похоже, что любовь к совершению различных паломничеств живет в душе каждого американца.

На мой взгляд, одним из самых любопытных зрелищ в Англии (можно сказать, ее достопримечательностью) является вид какого-нибудь бизнесмена из Нью-Йорка, который оплатил поездку в Англию и теперь пытается до последнего цента оправдать стоимость поездки — в частности, стоя в маленьком церковном дворике Грасмира, ощутить прилив энтузиазма по поводу стихов Вордсворта:

— Смотри-ка! — восклицает он. — Совсем неплохие стишки! А ну-ка, пока я буду их перечитывать, расскажите мне…

Грубо говоря, все население Озерного края можно разделить на две большие группы. К первой относятся те, кто предпочитает жить «на уровне воды»: ходят под парусом на собственных яхтах, совершают самоубийственные поездки на автомобилях по узким дорогам и, вырядившись в вечерние туалеты, пьют послеобеденный кофе на аккуратно подстриженных лужайках в прибрежных отелях. Вторая половина — те, кто поднимается еще затемно, натягивает на себя походные шорты цвета хаки и, вооружившись крепкой палкой, уходит в поход, то есть покидает равнины и поднимается в горы, пока их антиподы из первой группы еще только собираются приступить к утреннему чаепитию.

На мой взгляд, лишь эти энергичные представители второй группы способны извлечь пользу из проживания в столь уникальном месте, как Озерный край. Я и сам — будь у меня больше времени — приобрел бы комплект скаутской одежды и отправился с ними в поход. Ибо единственный способ проникнуться (и насладиться) прелестью этой земли заключается в том, чтобы уйти подальше от городской толпы и в одиночестве упиваться тишиной и покоем лесных дубрав и каменистых вершин. Я с удовольствием смотрю, как на исходе дня, когда ложатся первые вечерние тени, истинные жители Озерного края возвращаются из своих странствий — покрытые пылью дорог и с победным блеском в глазах. Среди них — бывалые мужчины, которых не удивишь швейцарскими курортами, а также загорелые, мускулистые девушки в бриджах, привычные к крепкому ясеневому посоху в руке и тяжелому рюкзаку за спиной. (Если у меня и есть претензии — так это к упомянутым бриджам. Вот бы кто-нибудь разработал такую модель дамских брюк, чтобы женщина выглядела в них красиво и естественно!) Да, чуть не забыл еще одну категорию походников — это энтомологи, неисправимые охотники за летающими и всякими прочими насекомыми. Днем они гоняются за бабочками, ночью за мотыльками; и делают это с неослабевающим энтузиазмом. Сюда же следует отнести геологов и неуемное племя тщеславных девиц, которые, прихватив с собой мольберт и складной стульчик, выезжают за город, чтобы запечатлеть на полотне фрагменты ландшафта. Позже их творения появляются на стенах светских гостиных в Манчестере, Ливерпуле, Бирмингеме и даже, как показывает практика, в Кенсингтоне.

Я бы не рискнул сравнивать мягкую прелесть Уиндермира с величием Дервен-Уотера, с прозрачной безмятежностью Тирлмира и Конистона или же дикой и своеобразной красотой Улс-Уотера. Что касается меня, я бы отдал свое сердце самому маленькому из озер — крохотному Райдал-Уотеру, имеющему всего три четверти мили в длину. Рядом со своими соседями, водными великанами Озерного края, оно выглядит голубым блюдцем, затерянным среди зеленых холмов. Хотя, если присмотреться, Райдал-Уотер напоминает скорее осколок волшебного зеркала, в котором отражаются поросшие лесом вершины.

Впервые я увидел его ночью. О, какая это была ночь! Стояло полное безветрие, яркая полная луна заливала окрестности медовым светом и отражалась в водах озера — прямо посередине Райдал-Уотер плавала полновесная золотая гинея. Не знаю, как других, а меня подобные картины поражают в самое сердце. Ведь как бывает: идешь по лесной тропинке, ни о чем не подозревая, и вдруг за ближайшим поворотом перед тобой открывается такая красота, словно попадаешь в волшебную сказку. Слезы наворачиваются на глаза, дыхание перехватывает… хочется опуститься на колени и тихо помолиться. Если бы озеро Райдал-Уотер располагалось в Корнуолле или Уэльсе, то народная молва непременно связала бы его с легендой об Эскалибуре.