Шрифт:
Это шли инвалиды войны из киевских госпиталей. Во главе демонстрации двое безногих везли на своих колясках плакат, зажав древко меж колен: «Мы воевали за веру, царя и отечество».
А за ними двое других, у которых война не отняла ни рук, ни ног, но скорчила «пляской святого Витта» после контузии позвоночника, несли большой транспарант; древки качались в их трясущихся непрерывно руках, и полотнище вздрагивало и колыхалось над головами колонны. На транспаранте было написано:
«Если Временное правительство за войну, — долой Временное правительство!»
«Если Учредительное собрание будет за войну, — нам не нужно Учредительного собрания!»
На обратной стороне транспаранта надпись призывала:
«Не давайте денег на войну!»
ДОБРЫЙ ПУТЬ
1
Собрание киевских большевиков проходило, как всегда, бурно.
И снова спорили Андрей Иванов с Юрием Пятаковым.
За Ивановым стояли большевики из союза металлистов, из 3–го авиапарка и союза портных — самых многочисленных организаций народа. Пятакова поддерживал почти весь городской комитет.
— Этому не бывать! — по обыкновению категорически заявлял Пятаков.
— Но так должно быть! — настаивал Иванов. — Этим мы обеспечим переход от революции буржуазно–демократической ко второму этапу — к революции социалистической.
Они стояли друг против друга: Иванов — на трибуне, он получил слово и произносил речь; Пятаков — за столом президиума, он председательствовал на собрании. Иванов, ухватившись обеими руками за борт кафедры, подался вперед, словно готовясь к прыжку. Пятаков тоже опирался обеими руками о край стола и тоже наклонился вперед, точно хотел опередить противника и прыгнуть первым.
В аудитории Высших женских медицинских курсов, приспособленной теперь под клуб печерских большевиков, было людно: сидели по двое на одном стуле, теснились на подоконниках. Зал гудел и шумел: одни поддерживали оратора, другие разделяли позицию председательствующего. Больше всех суетился и кричал Василий Назарович Боженко, уже несколько раз он подбегал к столу президиума, требуя слова.
Гам становился нестерпимым, и Пятаков не выпускал из рук колокольчика. От Василия Боженко он сердито отмахивался.
Речь шла о вооружении киевских пролетариев.
Иванов отстаивал одобренный Центральным Комитетом ленинский тезис о вооружении рабочих и крестьян и о создании всенародной милиции, ибо только вооружение масс могло гарантировать уничтожение старорежимного аппарата насилия и обеспечить переход власти в руки трудящихся.
Пятаков высмеивал эту идею и бросал Иванову саркастические реплики. Оружия, мол, не хватает и для армии на фронте — где же его взять для миллионов рабочих и крестьян? И не приведет ли, дескать, вооружение к тому, что эсдеки пойдут войной на эсеров, эсеры — на бундовцев, анархисты начнут колошматить всех и вся? А наши «мужички» и вообще–то не умеют обращаться с винтовой или пулеметом…
В зале раздались возмущенные возгласы.
— Десять миллионов крестьян гниют в окопах, они еще и вас научат, как обращаться с оружием! — ожесточенно кричал молодой человек в солдатской форме, но без погон. — И это хамство — обзывать их по–барски «мужичками»!
Эти был брат Юрия Пятакова — Леонид. Несмотря на диплом Политехникума, его призвали в армию рядовым, как политически неблагонадежного. Теперь он возвратился с фронта, демобилизованный по болезни. В партийных дискуссиях он занимал позицию, диаметрально противоположную позиции брата. И характером братья были непохожи: Юрий — осмотрителен и осторожен, Леонид — вспыльчив и горяч.
Боженко, взъерошив бороду и размахивая кулаками, уже в который раз порывался пройти к трибуне:
— Прощу слова!.. Дайте мне слово!.. Я скажу!..
Но председательствующий отмахивался: оратор еще не кончил.
Пересилив шум, Иванов заговорил совершенно спокойно.
— Народу, — сказал он, — вовсе не нужно столько оружия, чтобы у каждого оно постоянно было при себе, но обращаться с оружием должны научиться все. Оружие надо распределить по заводам, a в селах — по Советам, небольшими комплектами. Один день в неделю для военного обучения — этого хватит, чтобы за два–три месяца сделать боеспособными всех пролетариев и беднейших крестьян.
— Верно! — сразу откликнулся Боженко. — Это и я хотел сказать. Отказываюсь от слова.
На эти слова зал откликнулся одобрительным шумом, и Пятаков напрасно звонил в колокольчик.
Особенно шумела небольшая группа большевиков–студентов. Кроме Лии Штерн и Леонида Пятакова в нее входили еще Лаврентий Картвелишвили, Ян Гамарник, Довнар–Запольский, а также Виталий Примаков. Примаков, правда, студентом не был, так как попал в ссылку еще из шестого класса черниговской гимназии. Но, вернувшись в прошлом месяце из Сибири, он сразу принялся готовиться к эстернату на аттестат зрелости и уже приобрел себе новенькую студенческую фуражку. Пламенный оратор, он работал постоянным агитатором при городском комитете.