Так что первым подозреваемым оказывался, как ни крути, Гришка – ему было жизненно важно убрать Марину, знавшую о том, что он жив, потому что потом он уже легко бы разобрался и с Вороном, презрев факт наличия у того части компрометировавших его документов. И вообще – эту историю с шантажом Хохол считал исчерпанной и ненужной больше. Бес числился уехавшим за границу на длительное лечение после тяжелого ранения, мэр в городе новый, так что прежние Гришенькины шашни с бюджетом уже вообще мало кого могли заинтересовать. Хотя… сейчас даже тяжелая болезнь не могла при правильном развитии ситуации стать алиби для зарвавшегося чиновника. Но Бес, как справедливо полагал Женька, человек скользкий, не раз выходил из более опасных передряг, так что и здесь наверняка выкарабкался бы. Марина же не слушала никаких доводов, и Хохол давно махнул рукой на все попытки переубедить ее.

– Бес? – спросил он негромко и скорее почувствовал, чем услышал, как она кивнула согласно. – Ну, так-то да – кто еще… А я предупреждал тебя. Какого черта твоя ведьма вдруг свалилась как снег на голову? Ни тебе телеграммы, ни звонка – мол, еду, ждите. Нет – сама, собственной персоной!

– Ой, хватит! – поморщилась Коваль, переворачиваясь на бок. – Что ты как заезженная пластинка!

– А вот хоть заезженная, хоть нет – а все одно плохо дело, – не отступал Хохол, которому эта версия казалась единственно правильной, как и собственные ощущения. – Плохо, понимаешь?

– Плохо – это когда тебя запаковывают в черный, непрозрачный пластиковый пакет. Очень плохо – когда по частям. А все остальное просто мелочи, – коротко хохотнула жена, прижимаясь к нему высокой грудью. – Любишь ты, Женька, краски сгустить…

– Ты зато разводишь пожиже! – фыркнул Хохол, у которого от упоминаний о черном пластиковом пакете мурашки побежали по телу. – Сегодня-то, не понеси меня нелегкая наверх, и точно паковали бы тебя, хоть и не по кускам. Как в бок меня кто ткнул, я ж сидел в кухне с Леоном, кофе пил, и вдруг…

Марина резво перекатилась и оказалась сверху, закрыла рот Хохла ладонью и проговорила:

– Все, родной, хватит. Это прошло. Ты успел.

– Успел… когда это кончится, Маринка?

– Не знаю. Мне иногда кажется, что я до конца жизни буду обречена на какие-то вечные скачки, – со вздохом признала Коваль, разглаживая пальцами сошедшиеся к переносице брови мужа. – Ты вот, наверное, думаешь, что мне это нравится… Нет, Женька, давно перестало. Я повзрослела. Но ты ведь видишь, как все оборачивается… Есть люди, которым я просто не могу не помочь, – Машка, Ветка…

Хохол тяжело вздохнул, обнял Марину обеими руками, не давая соскользнуть на кровать, и вжался лицом в ее шею. Он хорошо знал ответ на свой вопрос, никогда не сомневался в том, что именно его и услышит, но всякий раз надеялся, что произойдет чудо. Разумеется, всякий раз он ошибался. Марина на самом деле не могла не помочь той же Машке – и Хохол не осуждал ее за это. В чем Коваль нельзя было отказать при всех ее недостатках, так это в умении посочувствовать близким и выручить их в трудной ситуации.

– Давай спать, – попросила она вдруг, почувствовав себя совершенно разбитой. – День какой-то был… дурацкий…

– Конечно, котенок, ты засыпай.

– А ты?

– А я рядом полежу, – улыбнулся он, укладывая Марину поудобнее и укрывая одеялом. – Ты спи, родная, я с тобой.

Она промурлыкала что-то невнятное, свернулась клубком, совсем как кошка, и через несколько минут уже сладко сопела. Хохол, стараясь не шуметь, осторожно выбрался из постели и ушел в кухню, распахнул там окно и закурил. Он чувствовал, что за сегодняшним приглашением к Ворону что-то кроется, но что именно, как выяснилось, не разобралась даже сама Марина. В ее рассказе он уловил нотки сомнения, и это Хохлу не понравилось. Он знал, что Коваль, когда не уверена в чем-то, ни за что не станет ввязываться, но знал также и то, что отказать Ворону она тоже не сможет – их слишком многое связывало, и именно на этом явно решил сыграть хитрый Мишка. Действовать же вслепую Марина вряд ли согласится, а значит, начнет добывать недостающую информацию, но как? Как ей сделать это сейчас, когда уже нет прежних связей, когда и ее самой уже нет? Она не сможет обратиться к кому-то из своих старых знакомых, да и сам Хохол тоже не сможет сделать этого. И как им быть? Вряд ли Ворон отстанет просто так, скорее – нет, потому что у него явно что-то случилось. Теперь бы еще понять, что именно и насколько это все серьезно. Нужно найти выход, хоть какую-то зацепку, лазейку. Но как, как? Эти мысли сводили с ума, Женька терпеть не мог быть ограниченным в возможностях, а сейчас как раз это и происходило. И выхода Хохол пока не видел.

Со вздохом потушив сигарету и закрыв окно, он вернулся в спальню, где в прохладном сумраке безмятежно спала Марина.

Утро ознаменовалось звонком Мишки. Коваль с ненавистью взглянула на вопящий мобильный и поморщилась. В кухне гремел кофемолкой Женька, за окном, чуть приоткрытым и зашторенным, начинался новый день – доносились автомобильные гудки и звон трамвая. Если бы не разрывающийся телефон, утро можно было бы считать добрым…

– Алло, – проговорила она и тут же услышала:

– Ты мне нужна.

– Ух ты, как все серьезно. Пожар?

– Нет. Разговор.

– Вчера не наговорился? – спросила Коваль, нашаривая на тумбочке пачку сигарет и зажигалку.

– Ты вчера так быстро свинтила, как будто жареным запахло, – съязвил Ворон.

– Я же тебе сказала – хочешь темнить – твое право. Но я так дел не делаю.

– Характер у тебя от пластики не пострадал, как я посмотрю.

– Короче, Мишаня.

– А если короче – я тебя жду через два часа в «Стеклянном шаре» – надеюсь, ты еще помнишь, где это, – и он бросил трубку.