Передние экипажи остановились, приглашенные начали выходить на площадь.

Кромвель, уже пришедший в себя после пережитого испуга, чуть посмеиваясь, стал на откинутую подножку, оглядел прищуренным взглядом выстроившихся старейшин и купцов, украшенных дорогими цепями, пестрые значки гильдий, праздничное облачение мэра, потом отодвинулся назад и сказал, почти не разжимая губ:

— Не кажется ли вам, брат Хью, что, не будь Лилберна и его компании, нам никогда бы не видать такой пышной встречи? Наконец-то наши толстосумы уразумели, что в один прекрасный день к ним в двери может постучаться кое-кто пострашнее, чем такие добрые христиане, как мы с вами.

«Верховная власть в Англии должна принадлежать народному представительству в составе 400 человек, в выборах которого, согласно естественному праву, могут принимать участие все мужчины в возрасте 21 года и выше, кроме слуг и живущих на милостыню.

Поскольку из печального опыта мы убедились, что обычно люди устанавливают произвольную и тираническую власть, мы согласились и объявляем, что парламент не имеет права никаким образом отменять, прибавлять или убавлять какую-либо часть настоящего Соглашения, а также уравнивать состояния людей, разрушать собственность или делать все вещи общими.

Итак, в перечисленных выше 30 статьях мы изложили средства, какие должен употребить свободный народ, которому представился благоприятный случай (и который желает к своей славе воспользоваться им) свергнуть всякое иго и уничтожить всякий гнет, вызволить порабощенных и освободить угнетаемых».

Из окончательного текста «Народного соглашения»

«С севера приходят письма о том, что люди умирают на дорогах от голода; другие оставляют свои обиталища и отправляются с женами и детьми искать избавления в соседних графствах, но нигде его не находят. По свидетельству комитетов и мировых судей, 30 тысяч семейств не имеют ни семян для посева, ни денег на их покупку. Было решено послать им вспомоществование, но оно было далеко не достаточным для такого множества людей. Голод распространяется все шире, а вслед за ним идут чума и оспа, унося целые семьи в могилу и опустошая дома».

Уайтлок. «Мемуары»

На Лондонском мосту, в туннелях-проездах под домами тротуар суживался до такой степени, что идти приходилось гуськом. От грохота проезжающих телег закладывало уши. Потом снова выходили под солнце, под свежий речной ветерок, под взгляды лавочников, прохожих, зевак. Каждый раз при таком резком переходе из тени на свет Лилберн чувствовал себя на минуту ослепшим, сбивался с шага, оступался и младший из стражников подхватывал его под руку. Старший шел чуть впереди и, полуобернувшись небритой щекой, с важным видом пересказывал на свой лад речи проповедников, слышанные им недавно:

— И все дары в нашей жизни, и все несчастья ее — от господа. Думаешь ли ты, что волос с твоей головы может упасть без воли его? Нет, никогда. И коли сам господь украсил избранника своего, Оливера Кромвеля, столь дивными победами над полчищами врагов, как смеешь ты нападать на него и хулить нечестивыми словами? Не отступник ли ты, восстающий против воли всевышнего, явленной столь очевидно? А теперь, когда небо так страшно покарало тебя, неужто не открылись глаза твои, неужто не удержишь яда, текущего с языка твоего?

Лилберн молчал, отсутствующий взгляд его машинально тянулся вверх, к блестящему острию алебарды, качавшейся впереди. Мост остался позади, они шли теперь по пустынной Боро-стрит. Здесь, на правом берегу, в Саутварке, оспа задела каждый второй дом, и, видимо, все, у кого была возможность, поспешили уехать из города на время эпидемии.

— Больно просто у тебя все получается, брат, — сказал вдруг второй стражник. — Кто победил, тот и прав, — так, что ли? Даже если турки победят христиан? А как же прикажешь понимать слова в книге Иова: «Бог губит и непорочного и виновного, земля отдана в руки нечестивых»?

— Господь дозволил сатане искушать Иова, чтобы испытать его. И тот не выдержал испытания и возроптал, хотя друзья пытались урезонить его. Не сам он, но сатана говорил устами его.

— Вот оно что! А мне помнится, что в конце книги господь сказал друзьям его: «Горит гнев мой на вас за то, что вы говорили обо мне не так верно, как раб мой Иов».

— Каждый может заучить несколько кусков из Библии и щеголять ими к месту и не к месту. Но не всякому разуму дано проникнуть в тайны священного Писания. Не следует самонадеянно полагаться только на себя в вопросах веры. Если бы ты слышал проповедь преподобного Хью Питерса, которую он читал войскам накануне штурма Бристоля, ты бы увидел, каким светом бог осеняет разум праведных. Только тот, кто сподобился получать откровения свыше…

Лилберн чувствовал, что все окружающее: разговор стражников, вид приземистых домов, торчащая над ними вдалеке крыша театра «Глобус», блеск булыжника на мостовой, буквы вывесок — проникает лишь на самую поверхность сознания. Глубина же оставалась по-прежнему переполнена одним — ужасом случившегося. Он нарочно пытался забраться памятью подальше, на месяц назад, цеплялся за мелочи тюремного быта, за стычки с комендантом, за бесконечную череду своих уловок с чернилами, бумагой, перьями, грязной посудой, в которой он пересылал написанное на крепостную кухню верному человеку, и лишь постепенно, весь напрягаясь, подпускал воспоминания к тому вечеру, когда ему принесли письмо из дому и в нем это короткое слово «заболели». Лишь два дня спустя он узнал чем. И с этой точки, разгоняя запавшие картины до какой-то карусельной скорости и мелькания — пасмурный денек, разрешение навестить семью, он выходит на площадь, коновязь, рядом стоит понурая Кэтрин, подол платья в пыли, — он кидался памятью к ее лицу, словно надеясь одним прыжком, с разгона, перескочить и силой духа стереть, зачеркнуть, переделать случившееся, заставить ее перекошенный рот выкрикнуть что-нибудь другое — «выздоравливают», «ждут», пусть даже «лежат в жару».