Помощь ее была прежде всего чисто физической, а затем выражалась в огромной преданности питомцам, так и ко всей семье. Своей ноты в воспитание няня, конечно, не вносила. Тут она всецело подчинялась матери.

Няня войдет бывало с подносом, покрытым белой хрустящей салфеточкой, окинет всех взглядом из-под мохнатых сросшихся бровей. Взгляд будто строгий, а потом улыбнется так, что ямочки на щеках появятся, и скажет свою любимую присказку: «Ешьте ладушки, оладушки». И говорит она эту присказку, даже если на блюде пироги с яблоками или печенье, а вовсе не оладушки. Няню все любили». Анна Ильинична, вспоминая Варвару Григорьевну, пишет, что она всегда была занята с меньшими, но Володя был для нее самым дорогим [59] .

Родилась Варвара Григорьевна в 1818 г. Была крепостной помещицы села Ломовки, Мокшанского уезда Пензенской губернии — Поляковой. Ее муж Михаил Васильевич Сарбатов в 1845 г. был взят в рекруты и погиб в Крымскую войну 1853–1856 гг. По законам того времени помещица отпустила В.Г. Сарбатову на свободу. Став свободной, Варвара Григорьевна жила в родном селе вплоть до переезда в Симбирск, в семью Ульяновых.

В июне 1887 г. Варвара Григорьевна вместе с Ульяновыми уехала из Симбирска в Казань. Жила она и в Кокушкино, когда там отбывал свою первую ссылку Владимир Ильич. А в мае 1889 г. она с семьей Ульяновых переехала в Самару, где умерла 2 апреля 1890 г. Из записи в метрической книге самарской Всесвятской кладбищенской церкви следует, что погребена Варвара Григорьевна 4 апреля 1890 г.

У Анны Ильиничны в воспоминаниях о самом раннем детстве Владимира Ильича упоминается девочка лет четырнадцати Елена, дочь кухарки Ульяновых, которая была взята в помощь Варваре Григорьевне для прогулок с ней и Сашей, так как «няня, поступившая к Володе, была занята с меньшими» [60] .

Когда Дмитрий и Мария были маленькими, Ульяновы пользовались услугами и приходящей няни — Павловой Марии Михайловны, в то время молодой девушки (род. в 1865 г.), которая помогала Варваре Григорьевне в уходе за детьми. Зимой 1941 г., когда Дмитрий Ильич проживал в эвакуации в Ульяновске, он захотел увидеться с няней. Рассказ об этой встрече содержится в воспоминаниях бывшего директора Дома-музея В.И.Ленина А.Г. Кавер-зиной, опубликованных в «Вестнике Историко-культурного центра В.И.Ленина» (Выпуск 4, С. 111–115) и хранящихся в фондах музея.

Умерла М.М. Павлова 6 октября 1943 г. и похоронена на старом городском кладбище Ульяновска.

В черновых набросках воспоминаний Анна Ильинична Ульянова-Елизарова писала: «…пора детства имеет огромное, решающее значение для всей последующей жизни… в детских поступках и проявлениях, когда человек не научился еще подчинять свои действия велениям ума и рассудка, когда он непосредственен, чужд всякой приспособляемости, его натура видна, как в зеркале. И поэтому отражение некоторых ребяческих эпизодов детского периода может дать иногда больше для познания взрослого человека, чем иные сознательные и обдуманные поступки его, — во всяком случае, может многое дополнить» [61] .

По свидетельству Анны Ильиничны, «Владимир Ильич родился здоровым ребенком. В раннем детстве это был довольно крупный пухленький мальчик. Володя был громогласным, шумным ребенком. Помню его с золотыми кудерками и бойкими, веселыми карими глазками; известная детская фотография, снятая в 1874 г., изображает его довольно удачно.

Он поздно начал ходить, и его почти догнала в этом искусстве следующая за ним сестра Оля… ножонки его были еще слабы, и, вероятно, большая голова перевешивала, но он, тем не менее, пускался бежать очень стремительно и катастроф бывало по нескольку на день. Володя хлопался обязательно головой и рев поднимался отчаянный. Все срывались с места. Помню особенно испуганное лицо матери: треск раздавался такой основательный, что она боялась, как бы эти падения не отразились на его умственных способностях. Недоумевала также мать, что эти частые падения и очень болезные удары не делали Володю осторожнее, что он бросался вперед все стой же стремительностью. В этом… он оставался верен себе и позже при разных жизненных ударах.

Таким образом, Володя в младенчестве доставлял хлопот больше, чем другие дети… и поглощал все внимание няни, которая очень любила его.

Маленький Володя рос бойким и веселым мальчиком. Он любил шумные игры и беготню. Игрушками он не столько играл, как ломал их. Он рано выучился читать и читал много детских книг, которых у отца было в изобилии. Учение давалось ему легко» [62] .

Анна Ильинична приводит в своих воспоминаниях один эпизод из раннего детства брата: «Вот, например, мы приехали всей семьей на пароход, чтобы двигаться в ежегодную поездку до Казани и потом в деревню Кокушкино. Сидим на палубе в ясный летний вечер. Новая обстановка, посторонняя публика — все условия для того, чтобы детям, воспитывающимся в замкнутой семейной обстановке, проявляться более застенчиво, во всяком случае, более сдержано. Так мы все и держали себя. Один Володя боек и шумен еще более, чем всегда.

Он был в то время еще очень мал — лет 2-4-х, вернее 3-х, т. к. произносил еще плохо: что-то вроде «мозя» вместо «можно». Осталось у меня в памяти и чаепитие на палубе и повышенный на свежем воздухе интерес к напеченным в дорогу домашним булочкам. Володя в подъемном настроении, оживленный, без умолку болтающий, протягивает опять и опять руку к булочкам, спрашивая с подкупающей улыбкой: «Мозя?» Мать разрешает ему лишние булочки, говоря мне в виде извинения: «Очень уж мило просит!..» В душе моей шевельнулось чувство обиды, и я подумала: «Мило просит, так больше булочек получает!» Должно быть, мне очень хотелось самой еще и еще одну лишнюю булочку, по этой причине я, верно, и весь инцидент этот так запомнила, но в качестве «большой» я стеснялась просить.

Володя же был в этой детской сценке прообразом того смелого, самостоятельного, не считаясь с внешними обстоятельствами, проявлявшим свою индивидуальность человеком, и того остроумного, обаятельного собеседника, которым он стал позже» [63] .

Отвечая на этот вопрос, заданный научным сотрудником Дома-музея В.И.Ленина А.Г. Медведевой во время ее пребывания в Москве, Анна Ильинична Ульянова-Елизарова сообщила: «Болел корью. Комплекция его была вообще «рыхлая»» [64] .