— Все на одного, храбрецы! — Парень исподлобья оглядывал смеющиеся лица.

— Нет, это ты один на всех. Вытряхивай карманы, махновец! — в круг выступил толстый малец лет пятнадцати. Он скрестил на груди руки и пытался придать своему добродушному щекастому лицу грозное выражение. — Ну!..

— Вот. — Парень вынул из кармана связку ключей. — А вы подумали?

— Кино! — сказал кто-то.

— Идем, Иринка, о нас в газетах не напишут. Диверсант в другом месте.

Цепочка распалась. Сутулый парень, на которого уже не обращали внимания, моментально исчез.

— Вечер камерной музыки объявляю закрытым. — Шахов поднялся и отдал гитару. — Спасибо за поддержку, а то бы он меня… — И Шахов передернул плечами. — Ужас!

Со смехом и шутками все разошлись.

Леночка дернула Друянова за рукав.

— Зачем отпустили этого? Может, он?

— Этот? Это мелкий хулиган, Леночка. А тот крупный преступник, — сказал Приходько.

— К тому же, думаю, что милиция все это преотлично видела, — добавил Друянов и оглянулся. — Один пинкертон здесь стоял, точно.

— Как видела? — удивилась Леночка. — Почему же…

— Ну, хватит лирики, — перебил Шахов. — Может, организуем маленькую? — И посмотрел на Приходько и Друянова.

— Я пас, — быстро ответил Друянов. — С меня достаточно.

— Друзья, — Приходько посмотрел на часы, — я опаздываю. — И зашагал в сторону кафе.

— Привет Зоечке! — крикнул ему вдогонку Шахов.

Леночка попрощалась и пошла домой.

Вечером в кабинет быстро вошел капитан Сальников, старший оперативной группы, работающий по версии «Шахов». Капитан положил на стол несколько листков, исписанных мелким каллиграфическим почерком.

— У Шахова в городе есть приятель, — начал Сальников. — Связь с ним Шахов скрывает и, надо думать, имеет для этого основания. Приятель же довольно интересный.

Виктор молчал. «Если и этот подозрительный, — грустно думал он, — то запутался я окончательно».

Сальников устроился поудобнее и продолжал:

— Встречаются тайком, в основном в утренние часы. Личность «Приятеля», как мы окрестили знакомого Шахова, установить пока не удалось. Паспорт на прописку он не сдал, беспокоить его без твоей санкции мы не решились.

— Что в нем подозрительного, Федор? — раздраженно спросил Виктор. — Без прописки живет? Половина наших дикарей тогда подозрительна. Встречаются тайно? Почему вы решили, что тайно?

— Он не купается, Витя, — смущенно сказал Сальников.

— Как не купается?

— Вообще не купается. Одет в ковбойские брюки, рубашку с длинными рукавами. Ходит по берегу моря, а в воду ни-ни. Сегодня и вчера не купался. Мы ребят нашли, которые его уже неделю знают, говорят, вообще в воду не входил.

— Ну и что?! — Виктор отшвырнул кресло и вскочил. — Что из этого, я тебя спрашиваю? Кашель у него, ангина! Да мало ли по какой причине он не купается!

— За сегодняшний день он съел четыре порции мороженого, — сказал Сальников и тоже встал. — Мое дело доложить, — закончил он обиженным тоном и вышел.

При других обстоятельствах Виктор наверняка бы вернул Федора. Но сейчас ему было не до успокоения товарища. «Тоже мне, обижается! — все более раздражаясь, подумал Виктор. — А мне на кого прикажете обижаться? Один отмалчивается, другой обижается…»

Виктор посмотрел на телефон. Москвичи больше не звонили. И он, вначале решивший дожидаться от них хоть какой-нибудь помощи, теперь стремился найти ускользающую нить до установления связи. Обида ли взыграла, профессиональная гордость или просто обязанность — разбираться в своих чувствах он не мог, да и не хотел. И поэтому целый день сидит в кабинете, как приклеенный, перебирая выученные наизусть протоколы, чертит на листках отрывного календаря схемы поисков и рвет их.

Виктор подошел к окну, выглянул на улицу. Эх, не вовремя уехал отдыхать Николай Федорович! Работал бы как человек, а не сидел бы здесь, как министр без портфеля.

Но мечтать долго не дали. Ребята, работавшие в гостинице, промелькнули, как метеоры, положили на стол протоколы допросов, осведомились о здоровье и скрылись.

Виктор с завистью посмотрел им вслед и с тяжелым вздохом взялся за бумаги.

Повторный допрос дежурных ничего практически не дал. Нефедова пояснила, что она поливала цветы и в открытую дверь увидела Казакова, сидевшего в кресле, и Друянова, который брил его. На веранде в это же время находились Шахов — он делал зарядку — и Приходько. Чем был занят в то утро Приходько, она не помнит.