Полынь: Стихотворения и поэмы
вернуться

Друнина Юлия Владимировна
Шрифт:

«Словно по воде круги от камня…»

Рукописи не горят…

М. Булгаков
Словно по воде круги от камня, По земле расходятся слова, На бумагу брошенные нами В час любви, печали, торжества. Те слова порой врачуют раны, Те слова бичуют и корят. И еще — как это и ни странно — Рукописи, правда, не горят. Потому-то сквозь огонь угрюмый, Всем святошам и ханжам назло, Яростное слово Аввакума К правнукам из тьмы веков дошло.

«Хорошо молодое лицо…»

Хорошо молодое лицо — Жизнь еще не писала на нем, И своим не пахала резцом, И своим не дышала огнем. Больно время его обожжет, Так же, как обжигало и нас. Пусть упрямым останется рот, Не погаснет сияние глаз, Но добавится что-то еще — Станут тоньше, духовней черты. С этой грани начнется отсчет Настоящей мужской красоты. Да, тогда лишь придет Красота, И теперь навсегда, до конца: Красота не пустого холста — Обожженного жизнью лица.

«Пусть было черно и печально…»

Пусть было черно и печально, Пусть с разных палили сторон — Не скажет надутый начальник, Что шла я к нему на поклон. Порою казалось, что силы Кончаются, но никогда Я даже друзей не просила — Была и осталась горда. Шагаю по белому свету, Порой пробиваюсь сквозь тьму, Считая присягой лишь это: «Жизнь — родине, честь — никому!»

«Когда стояла у подножья…»

Когда стояла у подножья Горы, что называют «Жизнь», Не очень верилось, что можно К ее вершине вознестись. Но пройдено уже две трети, И если доберусь туда, Где путникам усталым светит В лицо вечерняя звезда, То с этой высоты спокойно И грустно оглянусь назад: — Ну, вот и кончились все войны, Готовься к отдыху, солдат!..

«Из последних траншей сорок пятого года…»

Из последних траншей Сорок пятого года Я в грядущие Вдруг загляделась года — Кто из юных пророков Стрелкового взвода Мог представить, Какими мы будем тогда?.. А теперь, Из космических семидесятых, Я, смотря в раскаленную Юность свою, Говорю удивленно и гордо: — Ребята! Мы деремся Еще на переднем краю!

«Улицей длинной, узкой…»

Улицей длинной, узкой Вскарабкавшись на косогор, Он в небо глядит — наш русский, Израненный наш собор. Когда окружен фашистами Был город со всех сторон, В грохот боя неистовый Ворвался церковный звон. Священник в худой сутане, Беззвучно творя молитвы, Трясущимися руками Звал верующих на битву. И дряхлые прихожане, У бога не ждя пощады, Бойцам бинтовали раны И строили баррикады. Улицей длинной, узкой Вскарабкавшись на косогор, Он в небо глядит — наш русский, Израненный наш собор. Тяжелый, словно рыданье, Гремит колокольный звон… За доблесть на поле брани Земной приношу поклон!

МОСКОВСКИЙ ПЕЙЗАЖ

Хоть небоскребы жадно душат Ее в объятиях своих, В глаза бросается церквушка — Веселый теремок, игрушка, Меж громких од негромкий стих.

УКОРОМ ВСЕМ

И вышел на трибуну как-то боком С немодною бородкой человек. Поправил микрофон, потом заокал, Как спринтер, прямо с места взяв разбег. Его в пол-уха слушали вначале, Но очень скоро стало ясно мне, Что людям нес он не свои печали — Его душа болела о стране. О тех краях, что росчерком единым Хотят на растерзание отдать Не ведающим жалости машинам — Заставить реки повернуться вспять: Опять природу жаждем покорять. Опять стада бульдозеров покорных Рванутся в деревеньки на таран. Морей нам, что ли, мало рукотворных, Что превратились в лягушачий стан? Зачем, кому такое было надо? Иль родина иным не дорога?.. Укором всем — затопленные грады, В болота превращенные луга. Нет зарослей веселых, камышовых — Они, кормильцы рек, осушены. Теперь там свалка, целлофана шорох — Пейзаж луны, захламленной луны… Природа! Ты отплатишь нам жестоко. Не постоишь ни за какой ценой… Ушел с трибуны человек, что окал, Как весь мой Север окает родной. Ушел ершистый и не горбя плечи. Как бы на марше, сдержан и угрюм. Но тут же встал товарищу навстречу Другой поэт, другой «властитель дум». И столько было в голосе накала, В глазах такая затаилась боль… О, как внимали рыцарю Байкала! Байкал, Байкал, мы все больны тобой! Мы все болеем родиной, Россией, С нее влюбленных не спускаем глаз. Когда земля защиты попросила, Забыли, что уволены в запас Фронтовики — святой эпохи дети. Им, все познавшим, с теми по пути, Кто хочет от грядущего столетья Лавину равнодушья отвести.

У КОСТРА

Хороводились звезды. Трещали поленья. Отступил в темноту энтеэровский век. — Жаль мне ваше наивное поколенье! — Очень искренне вдруг произнес человек. То выглядывал, то в тучу прятался месяц. Наши спутники спали и видели сны. Был моложе меня лет на восемь, на десять Собеседник и, значит, не видел войны. Он во всем преуспел. А какою ценою?— Для иных не имеет значенья цена… Кто умение жить посчитает виною? (Если только наружу не выйдет она…) Насмешила меня суперменская жалость, Я с полслова ее поняла до конца — Только вера в людей мне в наследство досталась От хлебнувшего лиха работяги-отца. По горящей земле пол-России протопав, Отхлебнув свою толику в общей беде, Я, как ценный трофей, принесла из окопов Только веру в людей, только веру в людей. Жить бы дальше без драки. Не тронешь — не тронут Те умельцы, кому помешать я могу, Те, что жаждут занять всевозможные троны, С исполинскою плошкой спеша к пирогу. Но не стану молчать! Это сердца веленье. Поднимаюсь в атаку опять и опять. Жалко тех мне из вашего, друг, поколенья, Кто умеет на подлость глаза закрывать…