Без особых приключений наши спутники доехали до Петербурга. Князь нанял для Гофмана и Анны на время небольшую квартирку, а сам поселился на своей старой. Первым делом его было явиться к своему полковому командиру. Старый боевой генерал принял князя очень ласково.

— А мы, князь, отчаялись видеть вас в живых и думали, что вы или убиты, или утонули. Главнокомандующий наводил о вас справки; от вашего батюшки, князя Владимира Ивановича, я получил письмо, в котором он просит меня сообщить о вас, но, к сожалению, я и сам ничего не знал до настоящего времени, — сказал генерал, крепко пожимая руку Гарина.

Генерал попросил князя рассказать о том, где он находился в последнее время. Гарин удовлетворил его любопытство, умолчав только о своей любви к Анне.

— Вы, князь, геройски сражались и состоите в списке георгиевских кавалеров, с чем вас от души и поздравляю, — сообщил ему полковой командир, когда Гарин окончил свой рассказ.

Князь поблагодарил генерала и отправился к своему приятелю, ротмистру Зарницкому, которого и застал лежавшим на диване, с длинною трубкою в зубах.

— Ба, ба, приятель! Да ты откуда? С того света, что ли?

Пётр Петрович быстро встал с дивана, бросил в угол трубку и заключил в могучие объятия своего закадычного друга и сослуживца.

— Не ждал, не гадал тебя видеть, ей-богу! Уже хотел панихиду по тебе отслужить. Ну, садись, рассказывай.

— Сейчас, дай отдохнуть.

— Отдохни, голубчик! Да как ты, брат, переменился, похудел — тебя не узнаешь.

— Долго болен был, — ответил князь.

— Не томи, рассказывай. Впрочем, погоди, за завтраком расскажешь. Эй, Щетина, завтрак, живо!

— Зараз, ваше благородие, зараз! — просовывая голову в дверь, ответил старый денщик.

— Не забудь бутылочку винца принести.

— Не забуду! На радостях надо выпить, ваше благородие! На что я — и то для такого дня маленько клюкну.

— Клюкни, Щетина! Разрешаю!

— Покорно благодарю, ваше благородие!

— Ну, пошёл, неси завтрак!

— Зараз, ваше благородие.

Спустя немного Щетина принёс на подносе завтрак и бутылку дорогого вина. За завтраком князь Гарин рассказал своему приятелю, как он попал на ферму к старому Гофману, как полюбил его дочь. Сергей ничего не скрыл от друга и с жаром описывал, как Анна во время его тяжёлой болезни ходила за ним, как она просиживала у его постели долгие ночи.

— Ах, Зарницкий, если бы ты знал, как я люблю её!

— Вижу, брат, вижу; по твоим словам, девушка хорошая, добрая.

— Ах, как она хороша, как хороша!

— Знаю, дурную не полюбишь, у тебя вкус хороший. Надеюсь, меня познакомишь со своей невестою?

— Конечно, конечно, мы завтра утром поедем к ней.

— А что ты намерен делать: остаться в Петербурге или увезёшь невесту к отцу, в Каменки? — спросил Пётр Петрович у приятеля.

— Прежде я в усадьбу один поеду, предупрежу моих стариков.

— Ах, брат, я и забыл сказать: ведь тебя Николай Цыганов недавно разыскивал; его твой отец за этим нарочно прислал. Николай собирался ехать в Австрию.

— Это всё в поиски за мною?

— Всё за тобою.

— Я постараюсь увидать Николая. Скажи, Пётр Петрович, не слыхал ли ты чего про моего денщика Михеева?

— Не только слышал, а недавно даже видел его.

— Как, он жив? — обрадовался князь.

— Здравствует, в казармах живёт, всё по тебе охает да сокрушается. Он уверен, что ты убит, и не раз по тебе, брат, панихиды справлял.

— Надо и его поскорее увидать.

— Порадуй старика, поезжай к нему в казармы.

Князь Гарин не стал медлить, простился с приятелем и поехал в казармы полка, в котором служил.

Михеев плакал, как ребёнок, когда увидал своего «барина» живым и невредимым. Старик-денщик думал, что князь убит, и горько оплакивал его.

Радость вышла общая; возвратившиеся с войны товарищи князя Сергея очень обрадовались его возвращению и затеяли весёлую пирушку.

Перед своим отъездом в Каменки Сергей зашёл проститься с невестою и застал Анну с заплаканными глазами.

— Что с тобою, милая? Ты плакала? — участливо спросил у молодой девушки Гарин.

— Скучно мне с тобою расставаться.

— Полно, Анна! Не надолго мы расстаёмся: не далее как через месяц я буду опять здесь. За тобой приеду, милая.

— Приедешь ли?

— Анна, как тебе не стыдно так говорить? — с лёгким укором сказал князь.

— Прости, милый, я сама не знаю, что говорю. Одного я боюсь: твои родители, пожалуй, не дадут тебе согласия на нашу свадьбу.

— Я люблю тебя — и для них довольно этого. Мой отец и мать стоят выше предрассудков.