Шрифт:
Пока дедушка кидал вишню, его живот сдувался и сам он уменьшался.
«Хватит, дедушка, не надо больше!»
«Не волнуйся, Тонино, бери сколько хочешь!» Вишни продолжали падать, а дедушка становился все меньше и меньше, и в конце концов я уже не мог его разглядеть.
— Дедушка, ты где? — закричал я.
— Я здесь, Тонино, я здесь, с тобой, — ответил мне голос дедушки.
Я резко проснулся и почувствовал, как сильно бьется сердце, но мне не было страшно, и я по-прежнему слышал голос дедушки, который повторял: «Я здесь, Тонино, я здесь, с тобой».
Может быть, чтобы успокоиться, мама решила поехать со мной на Рождество в горы. Папа очень обиделся, и, думаю, бабушка с дедушкой тоже, ведь это было первое Рождество, которое мы проводили не с ними. Когда папа позвонил, мама сказала:
— Зачем я разводилась, если даже не могу уехать отдыхать, когда мне хочется?
— А мой сын? — спросил папа.
— Вообще-то мы не собираемся убегать. Если хочешь, можешь навестить его.
Но папа ненавидел горы и холод. Он сказал, что лучше поедет куда-нибудь на рыбалку. Мама обиделась:
— Но почему, если минуту назад ты сказал, что Рождество без Тонино…
Папа что-то ответил, и мама бросила трубку.
Когда папа приехал, чтобы забрать меня на выходные, у него было такое же лицо, как у дедушки Оттавиано, когда доктор запретил ему курить сигары из-за бронхита.
«Что у тебя с лицом? Ты похож на побитую собаку!» — говорила ему бабушка. Потом снова смотрела на него и вздыхала: «Ну, выкури одну!».
Она не знала, что дедушка и так курит тайком в курятнике (однажды я обнаружил его там, когда ходил смотреть на Альфонсининых гусят).
— Дедушка, мама говорит, что курить сигары очень вредно!
— Что значит «вредно» — это лучшее лекарство от бронхита! Но ты никому об этом не говори.
И действительно, дедушка быстро выздоровел, а доктор сказал, это потому, что он бросил курить. Поэтому дедушка продолжал делать лицо «побитой собаки» и украдкой курить в курятнике.
В общем, хотя папа и расстроился, я был ужасно доволен, что мы едем в горы. Раньше я никогда не бывал там зимой, и стал рассказывать папе о своих планах. Папа сказал, что все это прекрасно, и повторил эту фразу раз десять. Даже когда я рассказал ему, что мой одноклассник в прошлом году, катаясь на санках, разбил ногу о дерево…
— Но, папа!
— Ах, да! Что-что?
В общем, он был не в лучшей форме. Но в результате и мама, по-моему, не очень-то отдохнула. Она почти все время сидела на солнце, болтая с двумя синьорами. Одна из них, Лилли, все время была в бигудях, а другая, Лалла, — в темных очках, которые напоминали фары мотоцикла. После разговоров с ними мама часто фыркала и говорила, что невозможно все время выслушивать их жалобы. Я дружил с очень симпатичными сыновьями этих синьор, которые на своих мамаш были совершенно не похожи. Мама даже говорила, что, видимо, их случайно перепутали в роддоме.
— Представь себе, какая неприятность, — говорила она, — получить вместо своего ребенка какого-нибудь Лилло или Лалло!
Иногда мама смеялась и шутила, но часто она была молчалива и грустна. Однажды я увидел, что она со слезами на глазах смотрит на елку, которая стояла перед отелем:
— Ты плачешь?
— Нет, это от ветра.
Но никакого ветра не было, светило солнце, оно обжигало лицо и так озаряло снежинки на деревьях, что они напоминали множество зажженных лампочек. Неожиданно мама спросила:
— Помнишь, какое было замечательное Рождество, когда мы были все вместе?
Я ответил, что помню, но не очень хорошо. На самом деле я вспомнил прошлое Рождество у дедушки дома, когда Феличе была наряжена как новогодняя елка.
— Как елка? — спросила синьора Лалла, которая в этот момент подошла к нам. — А Феличе — это кто? Ваша подруга?
— Да, — ответила мама, — это подруга детства. Ей примерно столько же лет, сколько этой елке, правда, Тонино?
— Да, но Феличе гораздо красивее. Это вишня, — объяснил я синьоре Лалле, чтобы было понятнее.
— Вишня? — сказала она недоуменно и тут же побежала к синьоре Лилли, чтобы пересказать ей все.
— Неплохо, теперь они на некоторое время оставят меня в покое! — решила мама.
Действительно, на следующий день синьора Лалла пересела на другой шезлонг и начала разговаривать с другой синьорой, и с мамой осталась только синьора Лилли. Но всего на несколько дней, потому что нам уже было пора возвращаться домой.