– Я думаю, нужно вам сказать. Дейзи родила мальчика. Восемь фунтов, семь унций. – В голосе Тины звучала гордость, как будто большой вес младенца был ее личной заслугой.

Фэй пожалела, что не купила подарка для малыша, а вместо этого протянула девочке пакет с шарфом.

– Ты передашь это Дейзи?

– А что там? – Тина запустила в пакет руку и вытащила шарф. – Стильно, – одобрила она с сомнением в голосе, означавшим, что сама она никогда в жизни не надела бы такую вещь. – Я хочу поблагодарить вас от имени всех наших за стиральную и сушильную машины. Мы теперь устроим в подвале настоящую прачечную. Мы все вам благодарны, правда, все.

Потом она проскользнула внутрь «Голубятни», и дверь за ней захлопнулась.

Добравшись до дому, Фэй обнаружила припаркованный перед дверью фургон местной телевизионной студии. Рядом стоял человек с портативной камерой. Выходя из машины, Фэй заметила ладную фигуру Салли Сэмпл, спускавшейся по ступенькам фургона. Знакомые золотые волосы и нарядная шелковая блуза принадлежали Салли, но по мере приближения становилось ясно, что это вовсе не она.

– Добрый день, мисс Макбейн, я Пэтси, репортер Салли Сэмпл. Если мы можем начать сразу же, будет замечательно. – Она заметила озадаченное выражение лица Фэй и спросила: – Разве ваш агент не сказал вам? Я разговаривала с ним утром, и он сказал, что вам позвонит.

– Простите, не знаю, о чем вы говорите. – Ей показалось, что все они разыгрывают какой-то фарс. Интересно, зачем Пэтси делать точно такую же прическу, как у Салли, зачем Салли, которая сама репортер, иметь двойника.

– А, черт, – пробормотала Пэтси. – Ваш агент сказал, что вы будете рады дать интервью. Жалко, что вышла накладка.

Фэй знала, что это интервью не может иметь никакого отношения к «Полной тарелочке» – не станет одна из самых популярных ведущих ток-шоу в Лос-Анджелесе связываться с низкопробной газетенкой, – но тем не менее она чувствовала себя неспокойно. Как это Барни решился дать согласие, не переговорив прежде с нею? Потом она вспомнила мигание автоответчика, на которое не обратила внимания, торопясь увидеться с Линдой Корво. Понятно, какого содержания был звонок Барни: «Если вы не перезвоните, я буду знать, что все в порядке».

– Меня не было дома почти весь день, – объяснила она Пэтси.

Фэй впустила в дом всю компанию – оператора, звукооператора и Пэтси, – и мужчины тотчас же принялись сновать по гостиной, переставляя все по своему усмотрению.

– Мы должны будем коснуться во время беседы работы над фильмом, – сообщила Пэтси, стоя в кухне Фэй. Было заметно, какое облегчение она почувствовала, когда ее впустили в дом. – Передача называется «Поздние цветы», – объяснила Пэтси. – Салли хочет опросить женщин, которые начали новую карьеру после сорока.

– Думаю, я могу подняться наверх и привести себя в порядок, пока ваша команда устанавливает оборудование?

– Да, хорошо, – согласилась Пэтси. – Вы можете надеть что-нибудь очаровательное, но скромное?

– Не сомневайтесь, – ответила Фэй, перешагивая через две ступеньки, с болью в душе. Как мог Барни согласиться, чтобы она появилась в передаче под названием «Поздние цветы»? Значит, ей отводилась роль замшелого старого дерева, на котором, вопреки всем ожиданиям, ухитрился расцвести цветок.

Фэй перебирала вешалки стенного шкафа в поисках чего-нибудь удовлетворяющего желание Пэтси видеть ее в «очаровательном, но скромном» наряде. Она выбрала костюм из шелкового габардина, который так нравился Кейси, затем пошла в ванную снять макияж и нанести новый. К тому времени, когда она, сидя перед зеркалом, решала, что выбрать – золотые серьги или топазовые клипсы, весь ее гнев испарился. Ведь то, что с ней происходило, как раз и было поздним цветением. Если, конечно, бутон не завянет раньше, чем распустится.

Возможно, когда-то действительно она обладала большим талантом, талантом, которого публика не могла оценить. Ведь она снялась всего в двух фильмах. Прыгала в воду в бикини и визжала от ужаса в нужных местах. Как напыщенно прозвучит, если она будет рассказывать Пэтси о своей карьере в кино, которая теперь возобновляется спустя четверть века! «Возьми себя в руки, соберись», – убеждала она себя, спускаясь по лестнице.

– Вы выглядите великолепно, – констатировала Пэтси, окинув Фэй оценивающим, профессиональным взглядом. Гостиная стала неузнаваемой. Кресло, в котором Фэй любила читать, отставили в сторону, а кушетку придвинули к камину. На маленьком столике, обычно заваленном книгами, стояла ваза из перегородчатой эмали с искусственными цветами, которую она видела первый раз в жизни. Свет поставили с четырех сторон. Ассистент поднес экспонометр к щеке Фэй.

Пэтси, для которой принесли табуретку из кухни, заняла место напротив. Фэй поняла, что Пэтси, снятая сзади, при том, что камера сфокусирована на ее собеседнице, станет для зрителя Салли Сэмпл. Все вопросы, прилежно задаваемые Пэтси, будут дублированы голосом Салли, и зрители будут с волнением наблюдать доверительный разговор Салли Сэмпл, репортера, и Фэй Макбейн, позднего цветка.

– Итак, – начала Пэтси, – как ощущаешь себя, снимаясь в большом телевизионном фильме в возрасте сорока семи лет? Испытываешь ужас или чувствуешь, что все мечты сбылись?