– Сын мой, наследный принц Гастон Кронбургский, от имени Создателя я, недостойный его слуга, спрашиваю тебя, клянешься ли ты верой и правдой служить Создателю этого неба и этой земли, сотворившему все из небытия?

– Клянусь – немного дрогнувшим от волнения голосом, но четко и ясно сказал Гастон.

– Клянешься ли ты верой и правдой служить благу твоего народа во исполнение заповеди Создателя – любить своих подданных, как самого себя?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты верой и правдой служить Священным Принципам Порядка и Процветания как наиболее полному выражению святой воли Создателя и тем силам, которые поставлены Им для исполнения этих принципов в Нижней Целестии…

…Формулы вопросов, как и формула клятв, была стандартной для всех королей – не только Авалона, но и всех остальных королевств-членов Содружества – и произносилась она механически. Троекратный вопрос Первосвященника, троекратная клятва и – водружение венца на лоб наследного принца. Эта процедура повторялась сотни тысяч раз в людских королевствах одинаково. А потому Первосвященник, задавая третий вопрос, одновременно уже опускал свои румяные пухлые руки с короной на голову Принца Гастона, но на этот раз, совершенно неожиданно возник сбой…

…Вдруг, вместо ожидаемой клятвы – возникла пауза – и руки Первосвященника остановились на полпути к голове коронуемого.

По всей публике, свите и даже хорам прокатилась волна глухого удивленного ропота. Брови Первосвященника поползли удивленно вверх, лысина под конусообразным головным убором покрылась испариной – ему уже было под 90 лет и короновал он уже двадцать пятый раз – и впервые произошла осечка…

– Святой отец, я не могу дать такую клятву… – раздался дрожащий от волнения, но тем не менее ясный и громкий голос принца Гастона.

Весь собор просто взорвался гулом возмущения, свита из королей и "принцев крови", окружавшая Гастона, отшатнулась от него как от зачумленного, как и сам Первосвященник, а Гастон между тем встал с колен и посмотрел прямо в глаза священнослужителю, и тот не выдержал пронзительного и безумно-смелого взгляда его черных глаз…

Народ же бушевал, и если бы не сильные руки стражи в бело-черных плащах, при помощи копий и алебард сдерживавших толпу, то она бы ворвалась в алтарь и растоптала бы наверное насмерть всех там присутствующих. Такого богохульства никто не смог бы стерпеть! Народ бушевал, стражники едва не падая держали строй, сквозь запасные ворота вбегали десятки и десятки новых – крик стоял такой, что ничего не было слышно. Торжества были безвозвратно испорчены…

Впрочем, Принц Гастон отвернулся от побелевшего как бумага пухлого лица Первосвященника и, повернувшись спиной к престолу и лицом к толпе, властно воздел руки. И жест его был настолько исполнен величия и силы, а лицо его – благородства и решительности – губы сжаты в тонкую нить, челюсти – так, что выступили желваки, а красивые черные как южная ночь глаза, казалось, едва не испускали испепеляющих лучей – так они горели – что толпа вдруг сама собой стихла и успокоилась. Воцарилось гробовое молчание.

– А теперь слушайте вы, свободные граждане королевства Авалон и королевств-членов Содружества, ибо говорю я, по праву рождения король Авалона и президент Содружества, я, Гастон I, слушайте и не говорите потом, что вы не слышали.

Молчание такое, что слышен даже шелест женских юбок и лязг ножен шпаг на поясах дворян.

– Я не могу поклясться Священным Принципам, как клялись все мои предки, все 39 999 Роландов Кронбургских и не могу поклясться, дабы не стать в будущем клятвопреступником…

– …Ибо ровно через 10 лет, минута в минуту, знайте, о, люди, прекращается действие договора об Опеке, подписанного между представителями Сообщества фей и представителями Содружества суверенных королевств, который гарантирует соблюдение Священных Принципов на территории Нижней Целестии. И если этот договор прекратит свою силу, я не могу сейчас, перед престолом Создателя, поклясться в том, что буду ему следовать.

А потом, повернувшись лицом опять к Первосвященнику и вновь сверля его испуганные бегающие карие глазки прямым и несгибаемым как меч взглядом своих черных глаз, он властно воздел руку и сказал:

– А потому я повелеваю тебе, Твое Святейшество, как король Авалона по праву рождения, совершить таинство коронации БЕЗ третьей клятвы!

Толстые щеки Первосвященника затряслись, он сделал несколько неуверенных шагов назад, прижимая к груди корону, как бы боясь, что у него её отберут силой, а свита Гастона возмущенно зароптала.

Но в этот момент вдруг корона сама выскользнула из рук Первосвященника и, взмыв в воздух, сама опустилась на голову Гастона и яркая вспышка озарила весь алтарь, а потом сверху откуда ни возьмись посыпались на его голову розовые лепестки, издававшие дивное благоухание под оглушающий звон фанфар, а народ в ужасе, уже не сдерживаемый стражей, валил толпами из собора…