— Теперь я найду много разных возможностей. Ручаюсь, вскоре приведу его к вам с документами и со всем… остальным.

— Гм! Буду очень рад.

— Мне можно идти.

— Пожалуйста.

На этот раз Загайкевич с искренней почтительностью протягивает Соне руку. И когда она выходит, пустое кафе кажется ему почему-то уютным, а стареющие проститутки в углу вызывают симпатию.

Огюст Гренье, депутат парламента, поставив обе босые ноги в тазик с горячей водой, готовится к завтрашнему выступлению в палате. Подобное средство применяется только в крайних случаях. Он — человек полнокровный, напряжённая умственная работа вызывает чрезмерный прилив крови к мозгу, вот и нужно её оттянуть.

Однако речь продвигается очень вяло. И мозг работает живо, и голова не тяжёлая, а результатов никаких, словно на всю мощность запущена молотилка без снопов. Знает как, но нечего сказать. Что можно сказать человеку, который потерял много крови? Франция, в прошлом пышная, игривая, весёлая красавица, стала малокровной болезненной женщиной. Вампир войны высосал из неё кровь и здоровье. Состояние финансов — это только показатель температуры. Курс доллара — термометр. Поднимается температура, поднимается доллар. Чуть получше ей — температура падает. И никакие врачи, сколько бы их ни менять, ничего не сделают, пока больная заново не наберёт крови.

Но разве эта простая, короткая мысль удовлетворит палату?

В жестяной кастрюльке, которая стоит рядом с Гренье на столе, греется посредством электричества вода. Он подливает её в тазик, осторожно раздвигая ноги и шевеля пальцами.

В кабинет входит секретарь с блестящими, прилизанными волосами и девичьими губами.

— Прошу прощения, метр, что смею вас беспокоить. Но случай исключительный. Вас просит принять его некий субъект, иностранец.

Глаза метра становятся стеклянными и злыми. Секретарь спешит.

— Я знаю: никого не принимать. Но он так настойчиво домогается, с таким… нахальством и упорством, что… и, кроме того, заявляет, что должен сообщить вам нечто такое, что оправдает ваше беспокойство. И угрожает, что вы станете раскаиваться и сердиться на меня, если я не пущу его к вам.

— Какой нации?

— Говорит, украинец.

— То есть русский?

— Нет, настаивает, что украинец.

— А какое дело?

— Он не хотел мне говорить.

Гренье кривится, зажимает в кулак весь широкий веер золотистой бороды. Потом смотрит на свои босые ноги с завёрнутыми штанинами и свисающими белыми завязками.

— Дайте мне вон тот плед. И накройте ноги.

Секретарь бросается в угол, хватает пёстрый плед и накрывает им ноги вместе с тазиком.

— Теперь впустите этого субъекта. Но только предупредите, что у него не более двух минут.

— Слушаюсь.

Через четверть минуты дверь открывается, и в кабинет входит «субъект». Он высокий, худощавый, в мятом жёлтом коверкоте, в руке старая, порыжевшая шляпа. Но ступает свободно, уверенно, большие серые глаза смотрят ясно и открыто. Он непринуждённо и просто, как старому знакомому, кланяется Гренье и подходит к столу. Гренье сдержанно здоровается и предлагает сесть.

— С кем имею честь разговаривать?

Субъект неторопливо садится и охотно устремляет на Гренье свои несколько странные, как-то чересчур блестящие глаза.

— Моя фамилия Терниченко. Я — украинец-эмигрант. Вы очень заняты, поэтому разрешите изложить моё дело в двух словах. Дело короткое. Франции нужно золото?

Ну, ясно: авантюрист алхимик, нашёл новый способ добывать золото из глины. Гренье холодно смотрит на субъекта.

— Я прошу вас, сударь, не задерживать меня ненужными вопросами.

— Вы правы: вопрос совершенно лишний. В таком случае я могу предложить Франции золото. Коротко и ясно. Разумеется, его нужно добыть. Но золото потому и золото, что легко не даётся.

— Короче: вы нашли способ добывать его из какого-то материала?

Господин Терниченко снисходительно улыбается.

— Я не алхимик, господин депутат. Это золото уже произвёл мой родной край, Украина. Разрешите некоторые детали.

Дело — явно фантастическое, но субъект излагает его с такой чистотой в глазах, с такой уверенностью ясновидца, что постепенно Гренье начинает с интересом слушать. Господи, в конце концов, что в нашей жизни реальность и что фантастика? И что может удивить после фантастики, которая пышную красавицу превратила в малокровную страдалицу?

— Да. Дело весьма интересное. Но позвольте спросить: почему же вы золото вашей родины отдаёте чужому государству?

Субъект ничуть не смущается.

— Вы ошибаетесь: мы отдаём, как я уже сказал, только тридцать процентов. Остальное будет принадлежать нашему акционерному обществу, то есть украинцам.

— Подождите. У вас же нет ещё на руках этих документов.

— Нет.

— А акционерное общество по дележу шкуры неубитого медведя уже есть?

— Я только ответил на ваш вопрос, господин депутат.