Голова Гвен туманилась. Она не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Единственное, что она твердо знала в этот момент: ей ни в коем случае не следует вести себя прилично. Приличное поведение могло привести только к скуке.

– Я вынуждена признать, – произнесла она, обращаясь к мистеру Баррингтону, – что мистеру де Грею удалось напомнить мне о нашем близком знакомстве. Но его интерес ко мне так непостоянен, что я вполне могла на время забыть о нем.

Лицо мистера Баррингтона прояснилось. Он одарил Гвен лучезарной улыбкой.

– Мне трудно представить, что на свете существует глупец, способный пренебречь вами, мисс Гудрик.

Теплая ладонь Алекса легла на ее затылок.

– О, я не выказывал пренебрежения к ней, – промолвил Алекс хрипловатым голосом, от которого по телу Гвен пробежала дрожь. – Она просто любит жаловаться.

Взгляды мистера Баррингтона и Алекса скрестились.

– Значит, вы хорошо знаете мисс Гудрик, – сказал Баррингтон. – У нее сопрано? Или меццо-сопрано?

Алекс на мгновение растерялся. Он не знал, что Гвен поет. Хороший голос она унаследовала от матери, но та не поощряла занятия дочери вокалом.

– Ни то ни другое, – промолвила Гвен.

– Контральто? – спросил мистер Баррингтон, постепенно приходя в восторг. – О, мисс Гудрик, я непременно должен услышать ваше пение!

Алекс усмехнулся.

– «Должен» – неправильное, более того, опасное слово, – заявил он.

Некоторое время они молчали. Тяжелая атмосфера тяготила Гвен.

– Я недавно была на гастролях в Америке, – промолвила она, пытаясь настроить мужчин на более веселый лад. – И хотела бы поберечь голос, но в знак нашей дружбы я могла бы…

Алекс рассмеялся, и Гвен искоса с недовольным видом взглянула на него. В его глазах мерцали озорные искорки.

– Ваши гастроли закончились в Сан-Франциско, насколько я знаю, – сказал он, подыгрывая ей.

Однако его заговорщицкий вид нервировал ее.

– Вовсе нет, – из вредности возразила Гвен. – Бедняга, из-за азартных игр и алкоголя у вас помутился рассудок. – И она обратилась к Баррингтону: – Вы знаете, он давно пристрастился к рулетке и абсенту. И это привело к ужасным последствиям. Де Грей говорит сейчас о моем турне по побережью двухгодичной давности. Но в этом году я закончила гастроли в Чикаго и не согласилась поехать на юг из-за начавшегося землетрясения.

– Вы мудрая женщина, – похвалил ее мистер Баррингтон. – Поедемте все втроем в «Ша Нуар». Возможно, там нам удастся уговорить мисс Гудрик спеть.

Но прежде чем Гвен и Алекс успели что-нибудь ответить, за деревянным экраном раздался переливчатый звон и на площадку вышла танцовщица, прикрывавшая обнаженную грудь руками. Ее радужных цветов юбка имела глубокие разрезы, в которых виднелась верхняя часть бедер.

Гвен ахнула. Вот это была дерзость и раскованность! Нет, ей самой никогда не достичь столь высокой степени свободы.

– Вы хотите, чтобы я станцевала? – спросила она с сильным французским акцентом. – Или вы собрались уходить? Другие клиенты ждут.

– О, милочка, примите наши извинения! – сказал мистер Баррингтон и, достав из кармана сюртука банкноту, сунул ее танцовщице.

Взяв деньги, она фыркнула и снова скрылась за экраном.

– Итак, что вы решили? – весело спросил Баррингтон. – Я умираю от любопытства, так мне хочется услышать голос мисс Гудрик.

– Я тоже, – промолвил Алекс. – Но пусть решает дама.

Он насмешливо взглянул на Гвен. Неужели Алекс не верил, что она обладает хорошим голосом? Он хотел, чтобы она отказалась от предложения Баррингтона, придумав какой-нибудь предлог. Не на ту напал!

– Итак, вперед, в «Ша Нуар»! – бодро воскликнула Гвен.

Самый, одиозный кафешантан Парижа оказался маленьким, темным и тесным. Войдя в него, пришлось протискиваться сквозь ряды колен и задевать локти посетителей. В воздухе висел сигаретный дым. На стенах красовались старинные вещицы. Прибитые к панелям медные сковородки соседствовали с фальшивыми доспехами, небрежными рисунками и картинками, вырезанными из журналов. Здесь же можно было увидеть засушенный букетик или забытый кем-то носовой платок. В углу над очередным рисунком углем трудился молодой человек в поношенной, залатанной во многих местах бархатной куртке.

Один из официантов, одетых в зеленые сюртуки и треуголки в подражание университетским преподавателям Парижа, принес Алексу стаканчик бренди. Горячность и возраст местных завсегдатаев сказывались на окружающей обстановке. Так, например, большинство столов, пострадавших в потасовках, были колченогими, и когда Алекс поставил на один из них свой стакан, тот угрожающе покачнулся, прежде чем принять устойчивое положение.

Пробегавший мимо официант с тяжелым подносом остановился рядом с Баррингтоном, чтобы обменяться с ним любезностями. Нового знакомого Гвен, судя по всему, здесь хорошо знали. Посетители здоровались с ним, похлопывая его по плечу.