— Да птичка одна напела, — ответила Пленка со своей загадочной улыбкой. Вообще, лив уже принял, как факт, что женщина, никуда не отлучаясь со своей лесной усадьбы, в курсе всех событий, творящихся в Ливонии, а, может быть, и за ее пределами. — Вернулись по домам, да пришли в себя пленницы разбойника Соловья, вот и рассказали про тебя. Конечно, про Сампсу тоже. Но два брата, Лука и Матвей, скоморохи, придумали целое представление, где главный герой именуется Чома. Людям нравится, требуют показа "Pilanimi (насмешливое прозвище, в переводе, примечание автора)". Слэйвинам тоже "былины" подавай! Вот с острого языка известных тебе братьев и отправился ты чуть ли не к самому Бате-хану на службу.

Илейко пожал плечами — пусть так. Все равно в лицо его никто не знает, так что можно не бояться быть опознанным. Зато известия про братцев-скоморохов порадовало: стало быть, живы и процветают чудины. Даст Бог, еще свидятся на этом свете.

А под вечер они впервые смотрели в зеркало. Точнее — смотрела Пленка, что-то шепча и поворачивая предмет под такими углами, что Илейко всегда созерцал туманные очертания змеиного профиля. Только потом он догадался, что видел отражение самой Пленки, правильнее — ее былую внешность. А сначала удивлялся: почему он не видит себя?

Женщине было мучительно неприятно заниматься этим делом, Святогор временами подходил и гладил ее по голове своим огромными ладонями. А лив сидел пряником и крутил головой. Он испытывал чувство неловкости — идея-то была его, никогда доселе не проверяемая. Так, в голову пришла ерунда какая-то, а человек за нее страдает.

О результатах, положительных, либо отрицательных, Илейке не сообщали. Так продолжалось не один вечер. Однажды Святогор обмолвился, что Змей никогда не выйдет на контакт сам, но ему обязательно передадут, о том, что некий человек, когда-то устроивший избиение и изгнание нечисти с оскверненной могилы легендарной Госпожи Совы, ищет его и хочет с ним сразиться.

— Это что за человек такой? — удивился лив.

— А ты здесь много народу видишь? — хмыкнул Святогор и как-то по-новому посмотрел ему в глаза, словно удивляясь и даже восхищаясь.

— Я? — изумлению Илейки не было предела. — Я? Могила Госпожи Совы? Это что — отрывок рыцарской песни?

— Может, и так, — пожал плечами великан. — Когда-то метелиляйненов было не в пример больше, чем ныне. И кладбища у нас были, теперь запустевшие и полностью утраченные. А Госпожа Сова — это мать Артура, ее почитали даже после смерти, ходили с поклоном на ее могилу. Так и называли это место Herra Pцllц (herra — госпожа, pцllц — сова, в переводе, примечание автора).

— Герпеля? — лив даже вспотел от удивления. — Там, под часовней могила матери Артура?

— Ну, не под часовней, конечно, но где-то поблизости.

— Дела! — Илейко был потрясен. Да что там — он был просто оглушен всплывающими из далекого прошлого фактами. Эх, жаль Дюк Стефан не знал об этом!

Ему пришлось еще пару раз попозировать перед зеркалом, прежде чем что-то изменилось. Пленка вся сгорбилась и приложила ладони к вискам, Святогор обнял ее за плечи. Лива сразу погнали вон, хоть и было ему крайне любопытно, но он безропотно подчинился. Разговор, больше похожий на шипение сдувшихся мехов, продолжался недолго.

"Тебе какая корысть?" — спросил Горыныч и долго-долго неприлично ругался.

"Приходит мое время", — ответил Святогор. — "Заключим сделку". Он ругаться не стал — не солидно как-то, да и Пленка не стала бы переводить.

"Ты мне доверяешь?" — глумился Змей.

"Нет", — проговорил метелиляйнен. — "Но выхода у меня тоже нет. Хочу уйти со спокойной совестью. Вся ответственность будет на тебе".

"Что надо?"

"Бейся с человеком. Когда же его сожрешь, забудь выход в Явь на триста лет и три года до первого вторника после первого понедельника ноября (выборы президента в США якобы имеют место в такое отведенное для них время, примечание автора)".

"За одного человека такой долгий пост?"

"Это не простой человек. Он и тебе шкурку попортил, и кое-кого из твоих коллег приголубил".

Потом Горыныч принялся ругаться на все голоса. Оно и понятно — в три глотки это сделать очень просто.

— Все, — сказал Святогор, подойдя к Илейке. — В страстную пятницу жди гостей.

— Надо же, как у вас все строго! — хмыкнул лив. — Лыцарский поединок!

— Прилетит тебя жрать, так что готовься, — похлопал его по плечу метелиляйнен.

— Мне что — посолить себя заранее? — проворчал Илейко, однако ощутил даже некоторую радость. То ли в предвкушении драки, то ли от обозначения срока. Во всяком случае, раньше за ним такого не водилось. Он выпросил у великана крепкой веревки и показал свою выстраданную цепь.

— Да, — сказал Святогор. — Прекрасное уродство. Кузнецу за такое творчество руки надо выдрать с корнем.

— Подумаешь! — обиделся лив. — Корень можно было и оставить.