Ватага воодушевилась и, веруя в свою удачу, начала бить чудь, размеренно проводившую жизнь в делах и заботах на берегу Чудского озера. Кого-то забили до смерти, кто-то под градом стрел уплыл на остров Пириссар.

Как потом говорили очевидцы: "Нагруженный двенадцатью дюжинами громадных досок, Сампса Калевапойка пошел вброд Чудским озером, вода доходила ему до чресл. Вблизи Пскова он вышел на берег". Зачем он выломал из погибших лодей столько досок, многие не догадывались.

А Сампса, не скрываясь, вышел на берег перед изумленными людьми Александра. Владимир, будучи мудрее, решил пойти прочь, от греха подальше.

— Кто таков? — сказал молодой князь. — Почему с досками?

На самом деле, чтобы не быть расстрелянным из луков, или не вызвать никаких чувств, например — агрессии, богатырь таким образом сделал отвлекающий маневр. Удивление редко переходит безо всякой паузы во вражду и драку. И ему удалось получить время для оценки ситуации.

— Это — наши лодки, которые вы разломали, — сказал он, вытаскивая из кипы одну, подозрительно напоминающую кол, каким издревле решали конфликты в деревнях. Ну а дальше вся банда оценила на себе всю свирепость разбуженного суоми.

Сампса метался тигром из стороны в сторону, сопровождая каждый шаг ударом по цели. Кто успел вытащить свои ножи, те пали первыми. Кто схватился за луки — вторыми. Кто бросился к далеким городским стенам — третьими.

Князь Александр даже не подумал, что уронит свою честь, если исчезнет с поля битвы. Он упал в траву и пополз, как уж, к коновязи. Мошна с деньгами затрудняла передвижение, поэтому он ее сбросил вместе с портками. Когда конь помчал голозадого всадника прочь, то единственная мысль у него была: "Сможет ли безумный суоми догнать его бегом?"

Лишь только один человек смог покинуть поле битвы, не потеряв при этом своего лица, в прямом и переносном смысле этих слов. Ровесник новгородского князя Василий Буслаев, несколько раз уклонившись от выпадов Сампсы, благоразумно решил не предпринимать попыток противостояния. Медленно отступив, он выпал из поля зрения разъяренного великана, дошел до своего коня и тоже ускакал подальше от разыгравшейся бойни. Ну их в пень, эти походы за доблестью!

Сампса нашел сброшенные в пылу погони князево исподнее, брезгливо ткнул их ногой и обнаружил деньги. Тогда он двинулся в направлении, куда утек самый взрослый среди всех разбойничков. Вряд ли кто-то из ровесников расплатился с Александром немецкими монетами.

Он не ошибся, когда заметил князя Владимира, вытаскивающего целый мешок с радостно позвякивающими артигами из дупла прибрежной ольхи. Князь сразу же понял всю бесперспективность разговоров, тоскливо поискал взглядом тевтонов и своего друга попа, но тех уже след простыл. Пришлось делиться нажитым богатством.

В итоге Сампса приобрел в личное пользование достаточно неплохой капитал, а князь Владимир — сотрясение мозга и лютую ненависть к суоми и всей Ливонии. Великан, сделавшись состоятельным человеком, сразу же остепенился, вернулся на остров Пириссар и роздал потерпевшим чудинам все содержимое мошны Александра. Те незамедлительно понастроили себе лодок, взамен погибших, и с песнями победителей вернулись по домам, вознося хвалебные гимны великому герою Сампсе Калевапойка.

Тот же вернулся в родную деревню Сари-мяги, справил себе богатырского коня и настоящий полуторный "скандальный" меч. Теперь он сделался независимым воином, да и народ потянулся за справедливостью. Дел навалилось много, как-то так выходило, что все они имели ярко выраженный межэтнический характер.

И пошел Сампса гулять по Ливонии: он засветился в восстании эстов в Толова, кое-что исправил в избиении лопарей на Кеми (поменял местами избиваемых с избивателями), в Новгороде вышел на Правду, отлупив чуть позднее самых ярых "правдолюбцев". Словом, не сидел, сложа руки.

И то, что он теперь объявился в стане у Илейко, вовсе не говорило, что богатырь просто случайно забрел на огонек.

Богатырь-суоми был безоружен и безлошаден. Так раньше не бывало. Даже Илейко носил при себе топор. Значит, пришел из Вителе, потому что какой-нибудь добрый видличанин сообщил об очень высоком ливе, проехавшем через деревню.

— Каким же образом ты, герой Сампса, обо мне-то узнал, скромном жителе Вайкойлы? — спросил Илейко.

— Сам знаешь, слухами земля полнится, — улыбнулся тот. — Я и батюшку твоего знал, и матушку. Когда же весть про то, что князь Владимир Мстиславич озаботился получением грамоты по тебе, дошла до меня, то показалось мне, что дело тут не уха. Ничего этот слэйвин не будет делать просто так. И казаки, неспособные передвигаться, для него не нужны. А вот такие как ты — за милую душу.

Сампса имел много источников информации, которая разлеталась по городам и весям быстрее голубиной почты. Такая уж у него была специфика рода деятельности. О чудесном выздоровлении в Вайкойле, оказалось, знают уже все в окрестностях Олонца. Только для самого Илейко это казалось личной тайной. Князь Владимир уже в Тулоксе народ известил, что придет-де обратно из Виелярви богатырь, прибивший там хорошего человека. И надобно было его, этого богатыря, отправить на беседу с самим Владимиром в Новгород — дело у него к нему есть, да и заступиться в случае судебных неурядиц он сможет. А за убийство достойного человека никто по голове не погладит, пусть даже оно свершилось по-неосторожности, по-неопытности, или вообще не совершилось. Или недостойного человека, или вообще нечеловека. Короче, Владимир — отец и заступник, просто Красное Солнышко.