Николай вроде бы немного смутился и даже взгляд отвел, но потом с нажимом произнес, в упор глядя Таганцеву в глаза:

— Ты пойми, у меня тут не богадельня… Люди кредиты берут, а отдавать не хотят. И нет, понимаешь, нет никаких законных рычагов, чтобы заставить их расплатиться. Скажи мне как полицейский — это не преступление?

— Нет, это ты мне скажи как полицейский… — Таганцев склонился над Николаем, нависнув всей тушей и буравя глазами, — пугать девчонку ее ребенком не преступление?

— Ну… тут мои ребята перегнули палку… Я поговорю с ними. — Николай хотел встать, но Таганцев ему не дал, легонько боднув плечом в грудь.

— Поговори. Будь добр, поговори. А еще лучше, притормози пока это дело…

— Как? Если банк с меня спросит, я Наталье Владимировне буду вынужден снова вопросы задать…

— Какой банк, Коля, если ты долги у него выкупаешь…

— Ты совсем того, лейтенант? Да у меня бабла не хватит все долги выкупать! Мне банк поручает взыскание долга, понял? Поручает! Так что, если должник деньги не вернет, с меня еще как спросят!

— Вот пока не спросили, ты и притормози. А я тем временем разберусь, где тут собака порылась…

Таганцев, умерив агрессию, отошел, снова подставив лицо кондиционеру.

— Понимаешь, Колян, эта девушка не брала никаких кредитов — ни в «Астра-Финансе», ни в других банках. Я за нее ручаюсь, и не потому, что это зазноба моя, а потому, что… Ну, в общем, ручаюсь. Тут афера какая-то… И я в этом разберусь в кратчайшие сроки.

— Хорошо, — кивнул Николай. — Только имей в виду, времени у тебя мало.

— Учту, — Таганцев пожал ему руку — крепко и доброжелательно, будто и не наезжал на него минуту назад. — Спасибо за понимание, коллега.

Он уже собирался уйти, но в последний момент, задумавшись, остановился.

— Слушай, Коля. Ты, конечно, все мне убедительно разложил. Но эти долги для меня пока просто цифры в твоем компьютере. Ты бы договоры показал…

— Не могу, — развел руками «беркут». — Я в офисе их не держу. Ребятам же аргументы нужны, чтобы с должником разговаривать.

— Тогда дай мне поговорить с ребятами.

— Да говори, но учти — у них только ксерокопии…

— А оригинал где?

— Оригинал, лейтенант, банк нам не отдает. Я же тебе говорю, мы долги не выкупаем, а по поручению работаем.

— Ясно… Ну а достать оригинал ты сможешь?

Николай непонимающе посмотрел на Таганцева.

— А оно мне надо? Для работы копий за глаза хватает. Должник и так знает, что должен…

— Слушай, я тебе приказывать не могу, но прошу как человека — достань эти договоры, мне убедиться лично надо.

— Ладно, попробую, — вздохнул Николай. — Результат не гарантирую, но попробую.

— Спасибо. — Таганцев снова пожал ему руку, на этот раз уже совсем искренне, но тут же спросил: — Слушай, а паспортные данные на своих клиентов ты тоже от банка получаешь?

— Конечно, — кивнул Николай. — Кредиты ведь по паспорту выдают.

— Ага, значит, и адреса у тебя по прописке…

— Не только, — словно удивляясь непонятливости Таганцева, Николай улыбнулся. — Если должник проживает не по прописке, то его фактический адресок нам тоже известен.

— Со слов банка?

— В основном да. Бумаги-то банк по фактическому адресу клиенту высылает. Но если должник переезжает и не ставит кредитора в известность, то мы сами работаем.

— Понятно, — усмехнулся Таганцев и вышел.

Не успел он закрыть за собой дверь, как услышал звуки «стрелялки».

«Держись, Натка, — думал лейтенант, проходя мимо настороженной секретарши, огибая „Пентагон“ и садясь в машину. — Держись, я во всем разберусь, всех урою, и мы махнем с тобой на рыбалку. Не дрейфь, я — Бэтмен. А если серьезно, — озаботился он, заводя движок, — то сильно история мне эта не нравится. Колян в ближайшие день-два-три не дернется, с ребятами своими поговорит, но надо за это время понять, кто мог Наткиным именем и паспортом прикрыть почти двухмиллионный кредит».

Квартиру они выбрали в новостройке — двушку, на солнечной стороне, с большим холлом, просторной кухней и застекленной лоджией размером с небольшую комнату.

— Мы ее утеплим, и тут будет твой кабинет, — восторженно сказала Лика, когда они первый раз осматривали квартиру. — Вить, у нас получится трешка!

Она закружилась, Виктор подхватил ее и повел в вальсе — они в танце вышли из кухни в холл, в детскую, закружились в просторной ванной.

Лика была на четвертом месяце… Виктор обнимал ее с осторожностью, он до сих пор не привык, не освоился с мыслью, что нежная, трепетная жизнь его сына или дочки снова зреет и набирает силу в хрупком Ликином теле.