Андреев пригладил ладонью седую шевелюру, сделал глоток воды из стакана и продолжил:

— Ко всему прочему он действительно любил! Любил каждую из вас. — Он обвел широким жестом притихших потерпевших, которые все, кроме Аси, вытаращив глаза, завороженно смотрели на этого седовласого кудесника. Выдержав эффектную паузу, Григорий Тихонович сделал решающий выпад: — О каком мошенничестве вообще может идти речь? Обратите внимание на то, как вел себя мой подзащитный и как реагировали на это окружающие. К нему не было претензий у этих прекрасных дам, пока они считали себя единственными избранными. Но нашлась одна… — Андреев многозначительно кивнул в сторону Аси, — которая из зависти или по каким-то еще соображениям решила столкнуть всех лбами. Милочка, не ваше дело лезть в чужие отношения! Нужно было смириться. Ведь никто из вас, попроси мой подзащитный взаймы или просто пожертвовать денег, ему бы не отказал! Не правда ли, девушки?

Прокурор не выдержала:

— Простите, ваша честь, но мы же не на прениях! С какой стати вы, уважаемый адвокат, нарушаете порядок судебного слушания?

— Спасибо, уважаемый обвинитель. Суд следит за порядком. А вы, Григорий Тихонович, не могли бы перейти к заявленному ходатайству? — как-то чересчур лояльно вмешался судья Таранов.

— Благодарю вас, уважаемый суд! Так вот, по сути, поскольку оружие, о котором здесь уже говорилось, господин Тишко нашел на улице совершенно случайно и собирался его сдать в полицию, к делу приобщено его заявление, в свете всего вышеизложенного я официально заявляю, что инкриминируемое моему подзащитному покушение на убийство — вовсе не покушение, а обострение тяжелого заболевания, и прошу уважаемый суд учесть это при разрешении ходатайства.

— Я не хотел убивать! — закричал Владик. — Я просто хотел вернуть Натали! Я люблю ее! Да, у меня крышу снесло, когда она ушла от меня! Я не мог потерять ее навсегда! Я сам не понимал, что делал! Я украсть ее хотел! Вместе с Семеном!

— Так вы не понимали, что делали, или украсть ее хотели? — язвительно поинтересовалась прокурор.

— Я не знаю… — Владик утер взмокший лоб дрожащей рукой.

Ольга посмотрела на него уничижительно — без яркого макияжа она выглядела гораздо старше.

— Вот видите, ваша честь, все становится на свое место, — провозгласил адвокат, внимательно наблюдая за присутствующими в зале суда. Кто-то из потерпевших уже утирал глаза и всхлипывал.

— А вы все же отвечайте, подсудимый Тишко, — произнес судья.

— Я… уже все сказал. Я люблю Нату. Хотел ее украсть, но не понимал, что делаю, когда ломился в дверь…

— Откуда у вас пистолет? — спросила жестко Кириллова.

— Нашел. Я уже говорил. На улице. Хотел сдать, но не успел.

— Где на улице?

— Возле дома.

— Какого дома? У вас нет постоянного места жительства.

Тишко стушевался, Андреев, поспешно вскинув руку вверх, выкрикнул:

— Протестую, ваша честь! Что за допрос? И что за обвинения!? Жилищный вопрос мы не обсуждаем!

— Протест отклонен. Отвечайте, — сказал Таранов.

— Я… возле своего последнего дома нашел, — промямлил Тишко.

— А заявление о том, что вы его собираетесь сдать, написано тремя месяцами раньше! Вы в это время жили совсем по другому адресу, — торжественно провозгласила Кириллова. — Вы написали его просто для подстраховки, заранее. Это типичная уловка всех, кто хранит незарегистрированное оружие.

— Я повторяю, мой клиент болен! — повысил голос Андреев. — Он не всегда отдает отчет своим поступкам, плохо ориентируется во времени и пространстве!

— Странный какой-то симптом для маниакально-депрессивного психоза, — усмехнулась Кириллова.

— Я протестую, ваша честь! — снова выкрикнул адвокат.

— Протест принимается. У обвинения еще есть вопросы? — обратился Таранов к прокурору.

— Нет. И так все понятно.

— Разрешите вызвать свидетеля? — уточнил Андреев. От его спеси не осталось и следа, он старался отвернуться от камер и не возводил больше глаза к потолку.

— Свидетель заявлен? — спросил судья.

— Да, ваша честь. Тишко Ираида Сергеевна, мать моего подзащитного.

Судья кивнул и объявил:

— Пригласите свидетеля Тишко.

В зал вошла маленькая старушка с камеей под высоким белым кружевным воротником.

— Это я во всем виновата, — глухим голосом с порога заявила она.

— Подойдите сюда, пожалуйста, — мягко попросил ее Таранов, показав на место перед трибуной.

Тишко подошла к трибуне и перекрестилась, словно перед иконой.

— Ираида Сергеевна, расскажите, почему вы считаете своих детей невиновными, — вкрадчиво попросил Андреев.

— Понимаете, ваша честь, все зависит от воспитания. А у Оли с Владюшей… его просто не было! — Старушка закашлялась, достала из ридикюля какую-то таблетку и положила ее под язык. — Я актриса драматического театра, бывшая, разумеется… Мне всегда казалось, что время заняться детьми у меня еще будет, а в данный момент нужно урывать от жизни свое, женское, — любить самой и быть любимой, знаменитой, красивой!.. Оля… она своего отца не знала. Я вообще не хотела рожать, но так получилось. А ребенок это чувствует, понимаете? Он чувствует в утробе матери, что его не хотят! — Ираида Сергеевна опять открыла ридикюль, достала белоснежный платок и приложила его к глазам. — Я пыталась избавиться… и от Олечки, и от Владика…