— Как же мы все это устроим, дружище?

Дункан снова закрыл глаза. У него ныли плечи, болели израненные ладони. Неизвестно, насколько его хватит. Скоро он начнет слабеть, не сможет за себя постоять. А уж о побеге и подавно придется забыть.

Но тут он снова вспомнил Джиллиан, ее смех. Подумал о ребенке, созревающем в ее утробе. Один раз он уже потерял сына, это не должно повториться. Да и сам Дункан умирать не хотел. Нет, он не сдастся.

— Так что же мы будем делать? — повторил он.

Джейк снова ухмыльнулся.

— Мачете.

— Ты о чем?

Джейк взмахнул увесистым кулаком.

— Мы вызовемся рубить тростник, нам дадут мачете, и тогда, считай, мы свободны.

Джиллиан сидела на кровати, наряженная в новое платье. Скоро они с Индиго отправятся в гости. Но чувствовала она себя неважно: болела голова, ныл живот. Младенец созревал не по дням, а по часам. Просто поразительно, что Индиго до сих пор ничего не заметил. Сердце у нее тоскливо сжалось.

Беатриса подала ей сверкающее топазовое ожерелье.

— Надень. К платью будет в самый раз.

Джиллиан страдальчески застонала, но Беатриса ловко застегнула ожерелье у нее на шее. Топазы подарил Индиго.

— Я не хочу никуда идти.

— Придется. Он тебя ждет. К тому же, не забывай, он приказал вырыть в поселке колодец. Будь уж с Индиго поласковей.

— Не хочу я быть с ним поласковей. — Джиллиан расправила платье. — Беа, он настаивает, чтобы я с ним спала.

Беатриса покраснела:

— Правда?

Джиллиан вздохнула:

— Только об этом и говорит. Когда, мол, свадьба, когда брачная ночь. — Она передернулась. — Это отвратительно. Я не могу себе представить, что меня коснется другой мужчина.

Беатриса облизнула губу, оттолкнув болонку, прыгавшую у ее ног.

— И что же он тебе говорит?

— Говорит, что хочет искупать меня в ванной из розовой воды. А потом, говорит, положит меня на постель и всю вытрет мягким полотенцем.

Беатриса слушала, широко раскрыв глаза.

— Еще говорит, что хочет всю меня натереть маслом.

— Что, все мужчины так делают?

— Возможно. Во всяком случае, с женами, — саркастически ответила Джиллиан, однако Беатриса иронии не поняла.

— И Дункан тоже так поступал?

Джиллиан мечтательно улыбнулась. Ее рука непроизвольно коснулась сердца.

— Нет. Маслом он меня не мазал, но однажды он капнул медом на мою грудь и слизнул его. А потом…

Она запнулась, внезапно смутившись.

Беатриса сидела, разинув рот.

— Я и не представляла, что супружеская жизнь — это так интересно. — В ее глазах появился необычный блеск. — Мама говорила только про обязанность и про долг. Мол, жена должна сносить все, потому что такова уж ее доля.

Джиллиан прыснула от смеха и взяла расческу. Ее шелковое голубое платье, сшитое специально для тропиков, шуршало и переливалось.

— Ах, Беа, наша мать ничего в этом не понимала. Конечно, супруги должны любить друг друга. Дункан никогда не говорил о супружеском долге, он говорил, что мы занимаемся любовью. Ну… я не могу тебе этого объяснить. — Она повернулась к сестре, расчесывая свои густые рыжие волосы. — Но однажды, если тебе повезет и ты полюбишь, ты все узнаешь на собственном опыте.

Беатриса взяла на руки расшалившуюся собачонку и подошла к окну.

— Боюсь, этого никогда не произойдет.

— А ты не бойся. Твоя жизнь еще не кончена. И моя тоже. Что-нибудь обязательно случится, и мы начнем все заново, ты и я.

Беатриса взглянула на сестру:

— Рада, что ты так говоришь. Ты снова похожа на прежнюю Джиллиан, которую я так люблю.

В дверь постучали.

— Да? — спросила Джиллиан, отлично зная, кто это.

— Могу я войти, дорогая?

Она вздохнула:

— Разумеется.

В дверях появился Индиго, одетый в изумрудно-зеленый камзол и широкие панталоны. У пояса на портупее висела сабля с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями.

— Вы готовы, дорогая? Я подумал, что нам могли бы подать на террасу прохладительные напитки. В гости мы не едем, лучше поужинаем вдвоем у меня в комнате.

Джиллиан приложила руку ко лбу. Ей и в самом деле было нехорошо. Вот Беатриса, та быстро привыкла к климату.

— Индиго, мне сегодня нездоровится.