Когда ты в затруднительном положении, используй юмор, подбадриваю я себя.

Макс тупо смотрит на меня, а Роб смущенно хихикает. Все идет не по плану.

— Уже лучше, — мямлит Макс.

Я расширяю глаза и, изображая самое неподдельное участие, говорю:

— А что? Что-то случилось?

— Не знаю, стоит ли тебе говорить. В смысле, разве ты не готовишь к концу этой недели статью? Мне бы не хотелось, чтобы мои совершенно неинтересные проблемы появились на первой полосе.

Я смотрю на Роба — может, он подскажет мне ключ к расшифровке Максова замечания, но тот неотрывно разглядывает свои ноги тринадцатого размера.

— Да кому интересны твои неинтересные проблемы, — шутливо говорю я. — Каждую неделю все припадают к мониторам, чтобы прочитать о жалком существовании вашей покорной слуги.

Самоуничижительный юмор — моя специализация. Спасибо тебе, Нью-Йорк! И спокойной ночи!

И все равно я не могу добиться от этого недоумка улыбки, которая спасла бы мне жизнь. Горячий Роб теперь качает головой, по-видимому, зачарованный своими ногами.

— Правда? — переспрашивает Максвелл. — Потому что в следующий раз, когда тебе захочется улучшить качество твоей ручной работы, потренируйся на другом добровольном, или, лучше сказать, невольном, кандидате.

О, черт!

— Макс, я… правда… то есть… я не хотела… Знаешь, я просто не подумала, что это так тебя заденет. Во всяком случае, никто не знает, о ком я написала. — Взглянув на Роба, я запинаюсь. — Извини.

Привет. Меня зовут Хлоя, и я приходящее в себя ничтожество.

Этот поход по магазинам будет стоить мне гораздо больше, чем я думала вначале.

Макс насмешливо улыбается:

— По крайней мере в следующий раз окажи мне немного больше доверия…

— Эй! — Роб наконец подает голос. — Мы с Максом опоздаем на занятия.

Я лишь окидываю его злобным взглядом.

— Хлоя, так пиво сегодня вечером не отменяется? — быстро добавляет он.

Я продолжаю мерить его убийственным взглядом, который можно перевести так: «Почему ты меня не предупредил? Ты еще обо мне услышишь».

— Нет. Пиво — это здорово, — нехотя отвечаю я, и парочка начинает движение.

— Э-э… Макс? — нерешительно зову я.

— Да? — отвечает он.

— Прости меня, пожалуйста.

Он улыбается, на этот раз не так жестоко.

— Да ничего, Хлоя. Все забыто.

И с этими словами он уходит, сопровождаемый Горячим Робом.

Да, все забыто, но не раньше, чем он дал мне почувствовать себя полной идиоткой (может, и заслуженно). Что, не могу не добавить, я прекрасно умею делать самостоятельно.

Я продолжаю прогулку по Бродвею с гораздо меньшей внутренней уверенностью, чем вначале.

Действительно ли он имеет право злиться на меня? А если он боится? Боится, что другие узнают — ему досталась ручная работа? Или еще хуже — все знают, что свидание у него было со мной? Где мне следует проводить границу между личным и общественным знанием?

Продолжая прокручивать в голове эти вопросы, я захожу в «Урбан аутфиттерс» и начинаю рассеянно перебирать наряды, лишь слегка раздражаясь псевдопанковской подростково-тоскливой музыкой, которая и делает шопинг в «Урбан аутфиттерс» столь бесценным.

Я дохожу до секции футболок, где выложены десятки топов, претендующих на вид винтажных изделий из хип-бутиков. На самом же деле их тысячами производят в Бангладеш. На всех — умные слоганы, типа «Нью-Джерси: выживает сильнейший». Или «Рыжим веселее». Хотела бы я пройти по жизни со своим умным слоганом на груди, который говорил бы миру, как ко мне относиться. «Даже если я смотрю на тебя, это не означает, что я хочу заняться с тобой сексом». Или: «В настоящий момент я ощущаю себя полной дурой, потому что поклялась никогда не рассказывать о своих свиданиях в газете, но — опять это сделала».

Я перехожу к стенду с украшениями, выбираю несколько пар серег, которые надену всего по одному разу, и направляюсь к кассе. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем трата заработанных нелегким трудом летних долларов на ненужные вещи, в то время как мне требуется купить книги и, между прочим, еду.

Может, послать Максу извинение по электронной почте? Короткое и милое, дающее понять, что я приползла назад с поджатым хвостом. Или, быть может, пригрозить, что расскажу читателям о том, что он бреет яйца, если он не поумнеет и не будет со мной поласковей?