Шрифт:
Активист Адам относится к детям, выросшим в окопах подготовительной школы, а именно в пансионе Хотчкисс, жемчужине в короне данных заведений. Его родители немыслимо богаты, у них дома в Вейле, Саутгэмптоне и Палм-Спрингсе. Однако после семестра в Горной школе (где богатые детки доят коров) он переметнулся в «Гринпис» и теперь «борется со стариком», чтобы избавиться от чувства вины. Спросите Активиста Адама, чем занимается его отец, и Адам ответит, что он художник. На самом деле отец Адама — банкир, занимающийся инвестициями. Он что-то рисует в своем блокноте во время совещаний и входит в правление Музея современного искусства. Сам Адам специализируется в искусстве морочить голову: этот навык полезен при изучении как основного предмета (английский язык), так и второстепенного (как лгать девушкам). Он примет участие в любой акции протеста, если она сидячая, а душ принимает лишь изредка, чтобы не тратить попусту воду и мыло, которые, по словам Активиста Адама, следует расходовать очень экономно. Простить его можно только ради длинных светлых кудрей (Адам стрижется сам), зеленых глаз, широких плеч и, разумеется, неотразимого обаяния.
Горячий Роб принадлежит совсем к иной породе, — и, должна признаться, я в жизни не встречала мужчины красивее. Он высок, темноволос, у него пронзительные голубые глаза и ямочки на идеально загорелых щеках. Знакомясь со мной на первом курсе, он протянул руку и ровным голосом произнес:
— Привет, я Роб. Я из Балтимора. У нас самый высокий в Соединенных Штатах процент заболеваемости гонореей.
К счастью, я до сих пор не пополнила эти статистические данные, а вот сам Горячий Роб имеет все шансы подцепить означенную заразу. Он играет в европейский футбол и не пренебрегает ни одной юбкой, не обращая внимания на расу, возраст и т. п. Я имею в виду, что ему достаточно наличия у женщины влагалища и пульса (не обязательно в этом порядке), чтобы попытаться затащить ее в постель. Большинство считает, что Горячий Роб обращает внимание только на самых красивых девушек. Это ложь: он никого не подвергает дискриминации.
Завидя эту парочку, я начинаю хохотать. Активист Адам прикрывает свой, по слухам очень приличный, член фиговым листком, а Горячий Роб — полосатыми трусами-тонг. На голове у него короткий синий парик.
— Привет, парни, — говорю я, стараясь сдержать смех.
Они загадочно улыбаются и кивают, а Активист Адам протягивает мне фляжку с какой-то таинственной смесью. Я осторожно пробую и, поскольку рвотного рефлекса она не вызывает, начинаю глотать, как Майкл Джордан в рекламе фруктового напитка «Гаторейд».
Жизнь — это спорт. Пей ее до дна. Скоро, если повезет, сознание у меня затуманится и мысль надеть розовое бикини-стринг будет казаться не такой уж плохой.
— Хло, — говорит Горячий Роб, — эта вечеринка должна тебе понравиться. Она похожа на секс-фабрику. Это твое царство.
Горячий Роб имеет в виду еженедельную колонку, которую я веду в «Йель дейли ньюс». Она называется «Секс в большом городе Вязов». Город Вязов — это Нью-Хейвен, а секс — самый ходовой товар в университетских городках по всей стране.
Активист Адам нюхает у себя под мышкой и делает страшное лицо.
— Поиграем в «хватай, трахай, женись»? — спрашивает он.
Это наше любимое времяпрепровождение со времен первого курса. Мы выбираем из толпы трех человек, одного из которых должны подцепить, с другим трахнуться, а третьего заполучить в мужья или жены. «Экзотическая эротика» — идеальное место для этой игры: здесь все пускается на самотек, и остается лишь голая правда — что не обязательно хорошо. Лично я предпочла бы замаскировать свою правду добавляющими привлекательности джинсами.
— Легко, — отвечаю я и выбираю первую тройку. Это пловчиха в одной лишь купальной шапочке, судя по виду, вполне способная задать трепку двум здоровым бугаям. Компанию ей составит бывшая пассия Горячего Роба, безымянная блондинка из Калифорнии. Она не более выразительна, чем посудное полотенце, но, по словам Роба, трахается как бешеная. Я оглядываюсь. Кто станет третьим?
— О! Нашла! — говорю я, замечая подходящую кандидатуру. — Вон та грудастая.
У Грудастой самая большая в мире грудь. В смысле, в нашем внутреннем йельском мире. Отсюда и ее прозвище. Горячий Роб и Активист Адам оба оставляют ее на второй тур: груди размером с мою голову вне конкуренции.
Внезапно ко мне подлетает моя подруга Кара, хватает меня за руку и тащит прочь от ребят.
— Хлоя-я-я-я! — верещит она, и ее техасский акцент прорезает гул толпы. — С тобой хочет познакомиться Максвелл Лайонс. — Последние слова она произнесла, почти задыхаясь.
— Кто? — переспрашиваю я. Понятия не имею, кто такой Максвелл Лайонс.
— Максвелл Лайонс, — раздраженно отвечает Кара. — Ну, ты знаешь, Максвелл Лайонс из «Пятидесяти самых красивых людей».
— Максвелл Лайонс из «Пятидесяти самых красивых людей»? — медленно повторяю я.
«Сумбур», выходящий в Йеле ежемесячный юмористический журнал (а я трактую понятие «юмористический» довольно широко), раз в год по традиции выбирает пятьдесят самых красивых выпускников и посвящает им целый номер, исключительно для того, чтобы остальные студенты чувствовали себя ущербными. Максвелл Лайонс, по всей видимости, красив.
Молодец, Максвелл.
— Ты его знаешь. Выпускник Брэнфордовского колледжа, — продолжает Кара, все больше возбуждаясь. — Одно время он встречался с Брин.