Наконец он увидел, что это и впрямь его люди. Тогда он слез с своего рыжего коня и сел под финиковую пальму, которая росла при дороге, так как безмерно устал от внутренней тревоги, и стал ждать, пока Ястреб подойдет ближе. Чем больше он ждал, тем больше опасался, что гнев его уляжется, и с лютой мукой заставлял себя вспоминать, как его обманули. Но и мука и гнев были в нем оттого, что он все еще любил эту женщину, хотя она и умерла; радовался, что убил ее, и — тосковал по ней страстно.

От этой гневной муки он стал угрюмым, и когда Ястреб подошел, Ван Тигр, едва глядя на него из-под нависших бровей, зарычал:

— Готов поклясться, что ружей у тебя нет!

Но у Ястреба, при его остроносом лице, и язык был бойкий и речистый, и нрав — вспыльчивый и гордый; этот нрав и делал его храбрецом. И он ответил горячо и без всякой почтительности:

— Почем я знал, что бандиты проведают о ружьях? Им донес об этом какой-нибудь лазутчик, и они явились туда раньше нас. Что же я мог сделать, если они узнали об этом раньше, чем ты сказал мне?

И с этими словами он швырнул свое ружье на землю и, сложив руки на груди, непокорным взглядом смотрел на своего генерала, желая показать, что он не из тех, которые уступают.

Тогда Ван Тигр, все еще помня о справедливости, устало поднялся с травы, на которой сидел, и, прислонившись к шероховатому стволу пальмы, расстегнул пояс и стянул его покрепче, прежде чем заговорить. Устало и с большой горечью он сказал:

— Значит, все мое доброе оружие пропало. Придется сражаться из-за него с бандитами. Что же, если нужно, будем сражаться! — Он нетерпеливо передернул плечами, сплюнул и, ободрившись, продолжал с большой силой: — Идем, разыщем их и погонимся за ними по пятам, а если половина из вас будет перебита в этой стычке — так тому и быть, не я этому виной! Мне нужны ружья, хотя бы каждое из них стоило десяти человек: на каждое ружье найдется новых десять человек — и ружье того стоит!

Потом он снова сел на коня и, сдерживая его, крепко натянул поводья; конь не стоял на месте, недовольный тем, что его отрывают от сочной травы, а Ястреб угрюмо следил за ним и наконец сказал:

— Я хорошо знаю, куда ушли бандиты. Они собираются в старом гнезде, и клянусь, чем угодно, ружья с ними. Кто у них главарем, я не знаю, но вот уже несколько дней, как они оставили округу в покое, собираются в один отряд, и похоже, что готовятся выбрать вождя.

А Ван Тигр хорошо знал, кто должен был стать их вождем, но ничего не сказал и только отдал приказ отправляться к становищу:

— Мы идем туда, и вам придется стрелять в них. А после перестрелки я начну переговоры, и каждый из бандитов, кто принесет мне винтовку, может встать в ряды моего отряда. За каждое ружье, которое вы подберете и принесете мне, получите по серебряной монете.

И с этими словами он снова сел на коня.

Снова скакал Ван Тигр извилистыми тропами через долину и через невысокие предгорья, пока не доехал до двуглавой горы, и люди его беспорядочной толпой следовали за ним. Крестьяне на полях смотрели им вслед и дивились, а солдаты кричали:

— Мы идем на бандитов!

Иногда крестьяне отвечали добродушно:

— Хорошее дело!

Но больше было таких, которые молчали и угрюмо глядели на солдат, проходивших через поля пшеницы, капусты и дынь, потому что не ждали от солдат ничего хорошего, — так они им надоели.

Снова поднялся Ван Тигр на предгорья, и у подножия двуглавой горы, где начиналось ущелье среди утесов, он спешился и повел своего коня под уздцы; то же сделали и его солдаты, ехавшие верхом. Но он не обратил на них внимания. Он шел вперед, словно был один, пригнувшись к земле, и думал о той женщине, о том, как странно возникла его любовь к ней, и даже теперь он все еще любил ее так, что плакал про себя, и едва различал мхи, росшие на каменных ступенях. Но он не раскаивался в том, что убил ее. Несмотря на свою любовь, он понимал смутно, что женщина, которая могла так ловко его обманывать, с улыбкой и искренней страстью отвечая на его любовь, — такая женщина могла хранить верность только мертвая. И он шептал про себя:

— Она все-таки была лисица!

Он упорно вел своих людей на гору и, подойдя ко входу в ущелье, выслал вперед Ястреба с отрядом в пятьдесят человек разузнать, что делается в становище, а сам укрылся в тени сосен, потому что солнце пекло нестерпимо. Не прошло и часа, как Ястреб вернулся с донесением, что он оцепил кругом все становище, и прибавил:

— Мы их застанем врасплох, потому что они строятся заново.

— Не видел ли ты, есть у них старший? — спросил Ван Тигр.

— Нет, не видел, — отвечал Ястреб. — Я подкрался так близко, что слышно было каждое слово. Они народ неумелый и ничего не понимают в своем деле: в ущелье нет часовых, а они ссорятся между собой из-за домов, которые остались целы.

Это была добрая весть, и Ван Тигр созвал своих людей и быстро двинулся по ущелью, на ходу громким голосом отдавая своим людям приказ ворваться в становище и каждому застрелить одного бандита, а потом прекратить стрельбу, чтобы он мог начать переговоры.