Или нет? Дохляк подумал о том, что, может быть, изменялся не только он. Тогда есть шанс…

«Не думай о подобных вещах, — заметил внутренний голос. — Нет смысла гадать на кофейной гуще. Исходи из того, что знаешь наверняка: меняешься ты. На остальных наплевать. Пускай и дальше другие полуживые роняют слюни и жрут кукол».

Мертвяк согласился с голосом.

— Я… могу-у-у… говорить… — Голос был хриплый и слабый, словно доносился из-под земли.

Завтра надо будет еще потренировать связки, решил Дохляк. Сегодня он еще помолчит, чтобы растянуть сладостный миг возвращения в мир живых. Тому, прошлому Дохляку, надо выказать почтение. Прощайте кукольные барби и кены! Оревуар мусорные кучи! Гудбай «архаровцы»! Теперь он — Николай. Живой!

В голове бешено крутились, сталкивались, взрывались картины из прошлой жизни: жена, ребенок, взрыв, «архаровцы», смерть.

Жена. Из пучины воспоминаний выплыло ее имя — Алена. Девушка с голубыми глазами. Дохляк вспомнил, что она любила носить голубые, обтягивающие бедра джинсы и розовую маечку с открытым животом, чтобы не закрывать в пупке капельку пирсинга. Алена любила кинотеатры, соленый попкорн и воздушные шарики. Она всегда вела себя как ребенок с мной, подумал Дохляк.

Лапочка-дочка. Маша. Пухленькие щечки, ободранные коленки, курносый носик как у мамы.

Нора закончилась тупиком.

Седьмой лежал, прислонившись головой к стене, и глядел на пламя зажигалки. Он не знал, насколько хватит газа, но находиться в темноте больше не было сил.

— Я умру, — Седьмой сказал это с напряженностью человека, к виску которого приставили пистолет.

Он тяжело застонал. Не хотелось умирать. Но, похоже, не было выхода. По лицу тек пот, но его трясло от холода. Седьмой мечтал умереть в тепле. Не важно от чего. Пусть бы разодрал Крылатый или Червивый король. Пусть на голову упал бы камень. Все равно. Лишь бы было тепло.

— А ведь по сути-то я и не умру, — прошептал он.

Мысленно чертыхнувшись, Седьмой запустил руки в сумку. Где эта чертова тетрадь? Надо взглянуть на нее в последний раз, пока газ в зажигалке не кончился, решил он. Седьмой выудил из сумки тетрадку в зеленой обложке.

Обыкновенная тетрадь в клеточку. Восемнадцать листов.

Даже сейчас, застряв в норе, Седьмой боялся того, что больше никто не узнает… «Не думай об этом!» — мысленно приказал он себе. В зловещей тишине шелест страниц казался притухшим и отдаленным. В мигающем пламени глаза горели зеленым огнем. Седьмой сосредоточенно перечитывал первую страницу тетради, лишь изредка бросая взгляд в черноту подземного хода.

Он не мог поверить, что судьба так несправедлива к нему. Все его знания, добытые болью и кровью, исчезнут вместе с ним. Он был близок к разгадке. Но чертова удача показала задницу и сказала напоследок: выкуси, придурок.

Пламя погасло. Перед глазами еще сохранялся контур тетради, но с каждой секундой он растворялся во тьме. А вместе с контуром — жизнь Седьмого.

Седьмой закричал. Он так сильно сжал зажигалку, что почувствовал, как ее крышечка сломалась. Выть! Надо выть, чтобы дать знать Богу или кто там заправляет всем, что под землей живой человек.

Втянуть воздуха как можно глубже и драть горло, что есть мочи. Он может кончиться? Начхать!

Сергей затаил дыхание и прислушался. Тишина… Абсолютная тишина. Лишь сердце гулко стучало в груди да Анжела сопела за спиной. Зомби словно по команде невидимого кукловода умолкли. Будто бы они сейчас и не гнались за живой плотью, будто бы не выбивали стекла. В доме было тихо, как в могиле.

Вздохнув, Тропов поставил ногу на деревянный паркет, потом переместил вес не нее. Сергей облизал губы и бросил взгляд на Анжелу. Бурая дрожала, но не издавала ни звука. Лишь нижняя губа подрагивала. Тропов кивком показал Анжеле, чтобы она подошла к нему.

Он настоял на том, чтобы они двигались в метрах четырех-пяти друг от друга. Так было проще ориентироваться в доме. Так было проще спастись в случае атаки мертвяков — пока у одного выгрызают кишки, другой спасается бегством.

Вообще двигаться Сергею не хотелось. Навалились усталость и напряжение, копившиеся все эти дни в дачном поселке. Ванна с теплой водой не восстановили тело и душу Тропова.

Шмяк.

Словно кусок мяса упал на пол.

Тропов подскочил к двери и успел сдвинуть щеколду. В мире не осталось ничего, кроме ужаса. Все тело Сергея напряглось, мышцы стянулись в натянутые тросы, готовые в любой момент швырнуть его с места.

— Сергей…

Он бросил на Анжелу взгляд, полный презрения и ярости. Бурая в ответ… улыбнулась. Она прижала указательный палец к губам, потом развела руки в стороны. Тропов решил проигнорировать выходку этой самодовольной курицы и сосредоточился на звуках.

За дверью слышался шелест одежды и тихое-тихое рычание. Так, наверное, рычит тигр перед раненной ланью. Пару секунд Тропов стоял, решаясь заглянуть в дверной замок. Если мертвяк почувствует живых, то… Не хотелось даже думать о последствиях.