Я не хотел бы нести за это ответственность, — ворчливо подтвердил Коньи.

Калдера увидел, что его расчет оправдался. Хотя, на самом деле, это был расчет хитрого мистера Даллеса. Он по — прежнему держался готовым помочь и предложил, чтобы французская сторона еще раз спокойно все обдумала и поискала возможности для размещения радиобуев. Сам он будет держать свои авиачасти в боевой готовности. За 72 часа они будут готовы к вылету.

Он так умело провернул дело, что его французские партнеры были, очевидно, растроганы тем, как по — братски великая Америка предложила им свою помощь.

Точно так же, как и в вопросе о возможном использовании атомной бомбы, Даллесу с помощью этого трюка удалось создать у французов впечатление американской готовности к бескорыстной помощи. К сожалению, лишь фатальные обстоятельства мешают этому, как заметил даже сам верховный комиссар Дежан в момент отлета Калдеры.

Соединенные Штаты напряженно ждали своего шанса в Индокитае. Но они были хорошими игроками в покер. С нейтрально — дружеским лицом они ожидали, пока их соперник Франция со смертельной уверенностью окажется у последней черты. Вьетминь они вначале не рассматривали ни как партнера для переговоров, ни как серьезного противника. Они просто учли, что народная власть сконцентрировала свои силы на севере страны, чтобы окончательно прогнать оттуда французов. Из этого возникала возможность начать американское продвижение с юга. Сайгон, дельта Меконга, а потом можно будет продвигаться дальше на север. Планы США были долгосрочными, а Франция непреодолимо скатывалась все глубже в дилемму неизбежного поражения.

В те дни, когда Гастон Жанвилль не ползал с мегафоном по грязным траншеям на передовой, призывая своих земляков к разуму, он в последнее время сидел в одной из хижин близ Туан — Гиао и делал работу, заставлявшую его становиться то печальным, то решительным, то яростным.

Однажды, когда его рана зажила настолько, что он смог уже ходить и осторожно пробовал садиться, причем вначале резко втягивал в этот момент воздух сквозь сжатые зубы, к нему подошел начальник агитационной группы, солдат с прекрасным знанием французского языка и с почти неисчерпаемым терпением, который готовил Жанвилля и других к действиям на фронте.

— Ты можешь снова сидеть, как я вижу. Я рад, что все кончилось хорошо.

Жанвилль знал, что этот вьетнамец был заядлым курильщиком и протянул ему пачку “Котаб”, которых можно было вдоволь насобирать там впереди между траншей. Трофей из попавших не по назначению и треснувших французских контейнеров.

— Спасибо. Агитатор взял одну сигарету.

— Бери всю пачку, а потом сможешь забрать хоть целый мешок для других. Мы с Кенгом насобирали их для лазарета, но там хватит и для вас.

Агитатор вытащил свою зажигалку, сделанную из патронной гильзы, закурил, и с удовольствием втянул в себя дым. Потом он, походя, заметил: — Так как я тут стою, то я предложил бы после войны назвать одну из наших марок сигарет “Дьенбьенфу”!

— Ты не стоишь, а сидишь, — сухо заметил Жанвилль.

Тот, в его же духе ответил: — Причем, в отличие от тебя, у меня при этом не болит задница. Не так ли?

Жанвилль улыбнулся. — Зато я уже вообще могу сидеть, это уже многое, правда? И знаешь ли ты, кого я за это должен благодарить? Одну красивую девушку, которая два раза в день осторожно втирает в мои самые деликатные части чудодейственную мазь из волшебного сундучка профессора Тунга. Вот так!

Агитатор сообразил, что наигранная веселость Жанвилля была чем-то вроде его самозащиты от того, что ему пришлось здесь увидеть. Но с другой стороны, такие люди, как этот “шут” обогатили свои до сего момента теоретические знания о возможности изменить сознание колониальных солдат практическими примерами. Стало необходимым получить об этом ясное представление в связи с теми бесчисленными пленными, кого Народная армия захватила лишь за последние дни. О них ей теперь приходилось заботиться. Жанвилль тут мог бы во многом помочь. Но сегодня агитатор пришел к нему, чтобы попросить об услуге, которую француз мог бы оказать своим погибшим землякам.

Колониальные солдаты или нет, главнокомандующий принял решение, что они были людьми, у них были семьи, родители, жены, подрастающие дети. И они имели право знать, где погибли их сыновья, мужья, отцы.

Вопрос такта. Хотя эти мертвые при жизни очень часто становились добровольными инструментами террора и смерти.

— Нам нужны списки людей, которых мы хороним, — пояснил агитатор, — с отметкой, где они лежат. Имена, домашние адреса, служебные номера с их жетонов. Но у нас мало солдат, которые знают французский и могли бы все это делать. А с другой стороны, при такой жаре и приближающихся дождях мы не можем долго оставлять трупы непогребенными…

— Да, да, — прервал его Жанвилль, — ты меня убедил. Оставь мне бумагу и пришли все найденные у погибших личные документы!

Теперь он целыми днями сидел среди легкораненых, в тени высоких деревьев, куда грохот взрывов доносился из-за горных цепей. Он строчку за строчкой вписывал имена французских, марокканских, алжирских, немецких и других погибших. Иногда он останавливался и задумывался: — Не слышал ли я раньше этого имени? Нет, это был другой Годдар или Буве. Тот, кого я знал, был не из Марселя, нет, из Нормандии…