Шрифт:
Один из В-26 внезапно, поднимаясь вверх, сделал крутой поворот и устремился прямо к горной цепи на востоке. Его левый мотор задымил. За дымом появилось пламя. Машина двигалась вперед, но слишком низко, чтобы перелететь через горы. И через пару секунд она с ярким взрывом врезалась в слабо поросшую лесом скалу.
Капитан Пуге, спрыгнувший с парашютом в первый раз в жизни, видел как взорвался В-26, второй пилот которого ему и другим еще пару секунд назад подал сигнал к прыжку. Теперь в разбитом самолете никто не выжил. Пуге, который заполз в наполовину заполненную водой воронку, потому что при посадке по нему откуда-то стреляли, не рискнул вылезать из нее сразу. Он еще не знал, куда попал, хотя за последние дни долго изучал карты и снятые с самолетов фотографии крепости. Но реальность была совсем не такой, как на фотографиях и картах в штабе главнокомандующего Наварра в Сайгоне, где Пуге несколько дней назад еще был личным адъютантом генерала.
Натиск Коньи, требовавшего послать новые подкрепления в Дьенбьенфу, был все-таки удовлетворен приказом Наварра о посылке туда 1–го колониального парашютного батальона. Пуге не входил в него. Он прибыл по личному приказу главнокомандующего с посланием к де Кастри, в котором говорилось, что его направление сюда нужно рассматривать как часть энергичного участия главнокомандующего в судьбе крепости.
Доберусь ли я еще к де Кастри живым? Пуге немного высунул голову, чтобы сориентироваться, как вдруг еще один снаряд взорвался на краю его воронки. Нет сомнения, его засекли. Но теперь он хотя бы смог видеть, что попал в центр когда-то входивших в “Элиан” позиций: сгнившие трупы, разрытая земля, брошенные предметы оборудования, вонючие лужи, агрессивные москиты, да еще и снайпер, ожидавший его в засаде. Через какое-то время Пуге начал тихо звать на помощь. Возможно, ему все-таки удастся обратить на себя внимание своих товарищей, которые должны лежать где-то поблизости. Они помогут ему выбраться. Но сначала никто не отзывался на его крики, хотя он кричал все громче и громче.
Группа, проходившая с наступлением темноты мимо его воронки, чуть не открыла огонь, когда его окликнули. Это были три бородатых, грязных легионера, мало похожих на солдат, направлявшихся к реке за водой. Уже много дней система очистки воды нигде не работала, и солдатам приходилось пользоваться грязно — желтым глинистым пойлом из реки Нам — Юм. если они не хотели умереть от жажды.
— Продолжай лежать, — мы заберем тебя при возвращении, — крикнул ему один из троих, после того как удостоверился, что Пуге не ранен. Нести его у них не было никакого желания.
Пуге стал проявлять нетерпение. С наступлением темноты стало холодать, а он промок до нитки после двух ливней во второй половине дня. Когда группа снова оказалась рядом с ним, в ней было уже два человека. Они тянули ржавые металлические баки с речной водой.
— Третьего зарезали марокканцы, — ворчливо объяснил один.
— Марокканцы?
Вместо ответа главный в группе, капрал — корсиканец, спросил Пуге: — Ты кто? Снабженец?
Когда он узнал, что в грязном комбинезоне перед ним был капитан, а к тому же адъютант главнокомандующего, он непонятливо покачал головой: — Зачем они послали тебя сюда? В наказание?
— Нет! для меня это не наказание, а честь, помочь вам в таком тяжелом положении!
Оба легионера не имели никакого желания спорить с офицером о чести. Капрал просто сказал: — Ну, хорошо. Но ты подохнешь тут точно так же, как и мы, если скоро все не закончится.
— Закончится?
— Закончится, — подтвердил капрал. — Мы здесь в ловушке, как тот петух, которого запирают в бамбуковой клетке, чтобы привлечь тигра. А тигр уже тут. Повсюду тигры. Здесь ими кишит.
— И марокканцами, — прорычал другой. Капрал подкрепил эти слова проклятьями. Потом он объяснил офицеру: — Немца, который был с нами, они зарезали внизу у реки. Он не хотел дать им сигарет.
— У него их просто не было, — проворчал второй.
— У вас тут режут людей из-за сигарет? — удивился Пуге. Он знал количество грузов, сбрасываемых в контейнерах над крепостью.
Оба солдата высмеяли его, когда Пуге начал рассказывать им об этом. — Здесь, дружище, не Сайгон, даже не Ханой. Здесь Дьенбьенфу. Можно сказать — ад. Контейнеры достаются Вьетминю. А мы лежим в грязи и зарываемся в нее. После того, как наш генерал отдал приказ стрелять в дезертиров на берегу реки, они стреляют в каждого из нас, кто идет за водой. Чтобы сберечь патроны, они пользуются ножами. Видел ты марокканские ножи? Он показал на свою шею. — Одним движением доходит до позвоночника. Мы сразу бросили немца в реку. Сейчас его, наверное, течение проносит мимо “Изабель”.
Стало так темно, что стрелок, много раз пытавшийся подстрелить Пуге, прекратил огонь. Оба водоноса взяли с собой капитана в “Элиан”, где на холме, обозначенном Народной армией как А-1, все еще сидела группа французов. Удобная позиция не позволяла атаковать их. Пуге выслушал доклад командующего там лейтенанта о ситуации. Он прислушивался к шорохам внутри холма, на которые ему посоветовали обратить внимание. Но это был лишь очень тихий, спорадический шум, и он не придал ему никакого значения. Потом по еще работающей рации он сообщил о себе де Кастри: — Главнокомандующий послал меня к вам, чтобы доказать его тесную связь с защитниками Дьенбьенфу, мой генерал…
— Благодарю, — кратко ответил де Кастри. — Что он еще прислал?
— Части 1–го колониального парашютного батальона направляются к вам…
— Да, я знаю. У де Кастри не было никакого желания дальше общаться с этим странным новичком. Он приказал: — Оставайтесь на”Элиан”. Так как вы новичок в крепости, я не могу передать вам командование этим опорным пунктом. Но я уверен, вы сделаете все, чтобы защитить честь Франции.
Пуге заметил, что это было пустой фразой, но его это уже не слишком удивило. Со времени его приземления здесь мир в его глазах перевернулся. Все, что имело значение в Сайгоне, ничего не значило здесь — в этом котле, полном колючей проволоки и воронок от снарядов, распаханном окопами, превращенном дождями в грязную пустыню, где обросшие, похожие на бродяг люди, делали что-то, что генерал де Кастри именовал защитой чести Франции.