Император наблюдал как Люмен сжал губы. Он гневается и сам не знает почему. Он испытывает сильную неудовлетворённость, потому что неясность и непонимание выжигают изнутри. «Я слишком увлёкся и начал путь подготовки когда ещё ничего неизвестно. Некогда и сам я был так же усыплён и вынужден восстать из этого сна отринув всё минувшее. Но был создан с целью стать Императором. Видишь. Он заметил перемену в тебе и сейчас изучает отслеживая малейшие колебания лицевых мышц, изменчивость интонаций, поза и главное — глаза. И делает это на уровне рефлексов, как насекомое. Что же есть врождённая страсть к поглощению знаний? И как же всё-таки чудесны такие вот сюрпризы».

— Технология инкубации, — резко переменил тему Император. — Вот что ты хочешь поведать мне ко всему прочему.

Безусловно, он не мог не знать об этом. Правителю империи ведомо всё.

— Да, но никто из них ещё не решился на эксперимент с человеческими генами. К тому же, им необходимы кристаллы соответствующей массы. В то время как пригодные для выращивания настолько стары, что подобные им больше не встречаются. То, где были выращены вы — последние из имеющихся инкубаторы. А раздобудь они всё же хоть один, с достаточным содержанием внутренней субстанции — им неведом главный, запускающий компонент.

Ему удалось полностью сосредоточить его внимание на этом вопросе. Пусть ныне обеспокоится им и направит все свои поиски в эту угодную отрасль.

— Какой же?

Вот и оно. Про себя Император улыбнулся, скорее отдавая дань прошлым своим человеческим качествам. Столетие за столетием те стираются как линии с ладоней.

— Узнаешь.

Ответ никак не мог удовлетворить Люмена и тот прекрасно понимая, что его разум уводят от прежнего обсуждения, испытал по этому поводу некое подобие вспышки раздражения. Вопреки ожидаемым метаморфозам он не переключился на линейное восприятие, а остался на многоканальном. Что значило, к прежним вопросам добавился новый и оттого общая картина мироустройства ничуть не прояснилась. Чем больше он узнавал — тем больше молочной пелены наползало со всех сторон. Совсем как ночью на небе.

Размышляя таким образом, Люмен полностью расслабил мышцы и нарочно продемонстрировал свою обманчивую спокойность. Оценив последнее, Император качнул головой точь-в-точь как Шайло. Да, таким образом легионеры вводили в заблуждение противников во время битвы. Императору было то прекрасно ведомо.

— Люмен, Люмен, за подобное Я должен выказать тебе замечание. Я ни в коем случае не пытаюсь принизить твой интеллект. И так же Я понимаю, что ты не прекратишь заниматься изучением всевозможных явлений.

На лице Люмена отразилось его природное упрямство.

Забавно, он вытянулся и застыл как камень. Даже скулы обострились. Император готов был рассмеяться, но сдержался. Хотя удовольствие видеть своё создание в гневе было слишком большим. До чего они живые! До чего молоды и полны жажды к существованию! Прекрасны, все до единого его творения прекрасны.

А как Люмен пытался ворваться в его сознание. Точно это было возможно и не смотря на тщетность подобной попытки… такая безграничная вера в себя. Вот уже и свет не создаёт иллюзию ранней юности.

Свет в тронном зале был создан специально таким, чтобы создавать иллюзию отсутствия здесь течения времени. Стены, пол и потолок в один цвет сливали всё пространство и лишали его самого себя. Здесь не было даже звуков. Определённый естественный шум всё же присутствовал на том не воспринимаемой ухом частоте, чтобы не вызывать ощущение вакуума и потерянности.

Всё одно. Вот и единственная заповедь Чертога.

— Я слышал, вы летали. Скажи мне Люмен, неужто ты и Шайло принудил нарушить устав?

Последний не удержался от улыбки.

— Ему понравилось. Просто он не в состоянии признать это.

— Ах так. Ну что ж, Я очень рад, что ты заботишься о своём брате. И да, Люмен.

— Да, Отец?

— Может, прекратишь отсылать Тобиаса «развлекать» Лукаса. Он понимает это слишком буквально и бывает, не прекращает петь и танцевать часами перед тем.

— Я знаю, Отец.

— Люмен.

— Отец?

— Карнут считает, что ты позволяешь себе крайнюю непочтительность по отношению к предыдущему поколению и вашим учителям.

Люмен молча стоял на месте, что значило — так оно и было только для него такое отношение было в порядке вещей.

— Смирение — добродетель, — сказал Император.

— Я давно превзошёл его и его это злит.

— Карнут не злится. — Император был вынужден объяснять очевидные вещи существу, столько же отточенному для усовершенствования, сколь и лишённому понимания покорности и почтения. Почему должен я, говорили пристальные голубые глаза, склоняться перед теми, кто ниже меня?

— Потому, что Я так повелеваю.