Шрифт:
— Не нужно посылать за ними кухарку, — сказала Ракель, входя в кухню. — Пусть такая превосходная стряпуха проводит на кухне столько времени, сколько ей нужно.
Кухарка отрывисто кивнула, благодаря за комплимент, но вместо того, чтобы посмотреть, что они принесли, сказала:
— Хасинта, займись корзинкой.
К удивлению Ракели, какая-то маленькая девочка отошла от печи и взяла у нее ношу.
— Спасибо, сеньора, — сдержанно поблагодарила девочка, поставила корзинку на стол и принялась разгружать ее.
— Кто это? — спросила Ракель, когда они вышли во двор. — Вчера я ее не видела.
— Она появилась утром, когда вас не было.
— Вам очень повезло.
— Возможно, — сказала Руфь. — Я в этом не уверена. Видит Бог, как остро нуждаюсь я сейчас в дополнительной паре рук, — добавила она в объяснение. — Но как брать в дом такого ребенка?
— А что тут такого? — спросила Ракель. — Девочка выглядит приятной, услужливой, И более чистой, чем большинство.
— Но, сеньора Ракель, ее мать проститутка, и, насколько могу судить, она росла в крохотной комнатке, рядом с той, где ее мать…
— Ну а помимо этого, — торопливо сказала Ракель, — как она в роли служанки?
— Превосходно, — смущенно заговорила Руфь. — Кухарка очень довольна тем, как быстро она все схватывает, и, кажется, с тех пор, как появилась, она работает не покладая рук. Но как только вернется моя Ева и пройдет свадьба, мне она будет не нужна. Притом Бонафилья хочет оставить Эсфирь при себе, а в этом доме у Эсфири будет больше дел, чем причесывать свою хозяйку. Но чтобы такая, как Хасинта, стряпала или ухаживала за детьми!
— Подумайте обо всех людях, которые доверяли слугам, матери которых были рабынями. Это почти одно и то же.
— Некоторая разница существует, — сказала Руфь. — У рабынь нет выбора.
— Во всяком случае, сейчас не время решать, — сказала Ракель. — Подождите до окончания свадьбы.
— Вы правы, — благодарно сказала Руфь. — Мне сейчас не стоит принимать решение. Извините, пожалуйста, я на минутку. Нужно зайти в дом, взять свою работу. У меня не было времени закончить штопку детской рубашки.
За городскими стенами трое верховых, выехавших из трех разных мест, встретились в приятной роще и остановились. Двое тут же спешились и подошли к оставшемуся в седле. Один из них был рослым, симпатичным, сильным; другой сухопарым, проворным, он шел по неровной земле с нервозной фацией оленя. Купа деревьев росла рядом с ухабистой дорогой, вдали от движения больших дорог; место было таким тихим, в каком приятно провести в праздности час, и таким укромным, какое только можно было найти вблизи от города.
Оставшийся в седле накинул на голову капюшон и держал возле рта шелковый платок, словно страдал зубной болью.
— Сеньор, мне, кажется, неожиданно повезло, — сказал рослый.
Сухопарый молчал, внимательно слушая.
— Каким образом? — спросил человек в капюшоне.
— Вчера утром по пути в город я случайно наткнулся на группу путников, ехавших из Жироны на свадьбу. Не стану тратить ваше время, сеньор, объясняя, как все получилось, но я рискнул провести с невестой значительное время.
— Я не стану опаздывать на обед из-за твоего хвастовства о любовных победах, — холодно сказал человек в капюшоне.
— Конечно, сеньор, — поспешил сказать рослый. — Она болтала, как все женщины, и пожаловалась, что им приходится везти лекарство для очень больного человека, лежащего в этом доме, — она считала, что больной дурное предзнаменование для свадьбы или какой-то женской глупости, думала, что нужно найти другого врача, чтобы ей благополучно вступить в брак. Я оставил это без внимания. Но она красивая девочка, и я условился встретиться с ней вчера во второй половине дня, если ей удастся ускользнуть. Она ускользнула.
— Надеюсь, есть смысл рассказывать все это.
— Думаю, да, сеньор. Не знаю, почему я спросил ее, считает ли она все еще больного дурным предзнаменованием после того, как встретилась с ним, но спросил, и она сказала, что его присутствие в доме держится в большом секрете. Никому не разрешается видеть его; никому не разрешается упоминать о нем. Очевидно, это делает его еще худшим предзнаменованием.
Рослый умолк и посмотрел на своих собеседников, оценивая их реакцию.
Наступила долгая пауза, слышны были только щебетание птички да шелест листвы на легком ветерке.