Шрифт:
— Не будь это так опасно, — заговорил пациент, — это было бы очень смешно. Но Бог свидетель мне, сеньор Исаак, я не катар. Возможно, смогу найти человека, который это подтвердит.
— Мы не станем беспокоить вас этим. Но мне желательно знать правду. По крайней мере, часть ее. Если вы не катар, то кто же?
— Вы считаете, что я лгал вам, сеньор Исаак?
— Считаю, что вы не захотели сказать то, что мне нужно знать.
— Вы готовы поверить, что у меня есть враги? — спросил пациент. — И что мое молчание объясняется этим? — Сделал краткий, неглубокий вдох. — Сеньор Исаак, на столе возле вашей правой руки есть вода. Я не могу дотянуться до нее без больших усилий и боли.
Исаак нашел стол и осторожно водил по нему пальцами, пока не нашел чашу. Понес ее на голос пациента.
— Держу ее, — сказал мужчина и напился. Сунул чашу в протянутую руку врача.
— Я не думал, что эти повреждения причинил вам друг, — сказал Исаак.
— Если удовольствуетесь частью моей истории, поведаю ее вам. Я слишком усталый, чтобы сейчас рассказывать всю.
— Я удовольствуюсь частью правды. Давайте начнем с вашей рубашки, сеньор. Она вызывает у меня любопытство.
— Моя рубашка, сеньор Исаак? С какой стати?
— По словам моей дочери, она резко отличается от остальной вашей одежды и вещей.
— Говорил я вам, что, хотя сам беден, женат на богатой женщине? Из-за этого у меня есть враги.
— Ваша жена покупает вам рубашки из тонкого полотна, а вся остальная одежда у вас старая и заштопанная.
— Это мой способ не вызывать зависти, — сказал пациент. — Я очень устал, мой добрый врач. Мне нужно поспать.
Юсуф открыл дверь в комнату.
— Господин, вас зовут на обед.
— А твоему пациенту нужен отдых. Пока что мне хватит испытывать его силы.
Глава девятая
На другой день дом погрузился в субботний покой. К диете пациента добавили заварной крем; он спал немного поменьше и больше разговаривал с тремя своими юными сиделками, но не говорил ни слова о своем прошлом или повреждениях.
Когда Ракель сменила Юсуфа у ложа пациента, он подошел к Исааку.
— Господин, если я не нужен, — сказал он, — то хотел бы осмотреть город.
По субботам он обычно уходил из дома и свободно разгуливал, заводил друзей, каких хотел, и удовлетворял свое любопытство обо всем окружающем.
— Да, конечно, — сказал Исаак. — Наслаждайся покоем, пока он длится.
Но Юсуфу нужен был не покой. Он надел старый камзол, сунул за пояс кошелек с несколькими монетками и пошел по широкой центральной улице — достаточно широкой для проезда телеги — к воротам гетто.
Шагнув за массивные ворота, мальчик оказался в вихре шума и людей, спешащих во всех направлениях. Тут же застрял между двумя толстыми женщинами и позволил себе, чтобы толпа несла его на запад, вниз по склону холма, к центральной части города. На полпути он юркнул в узкий, заваленный мусором переулок и вышел на более деловую улицу, где находились мастерские серебряных дел мастеров и ювелиров. Они его мало интересовали; он повернулся к первому человеку, которого увидел, мужчине в несколько поношенном камзоле, и коснулся ладонью его руки.
— Что это там такое? — спросил он, указывая направо.
— Королевская тюрьма, — ответил человек в камзоле, — и, судя по твоему виду, маленький негодник, там тебе и место. Убери руку с моего рукава.
— Благодарю за любезность, — сказал Юсуф с низким поклоном. И повернул налево. Шел на доносящиеся с той стороны звуки и запахи до беспорядочно раскинувшегося открытого рынка. Все лучшие фрукты, рыба, птица, мясо были раскуплены, но там было еще полно отчаянных домохозяек, запоздало наполнявших корзинки тем, что осталось. Мальчик купил себе маленький хлебец, жареного мяса к нему и пошел дальше.
Палатки со старой одеждой в дальнем конце рыночной площади ненадолго заинтересовали его; он с любопытством осмотрел рваный, грязный камзол. В нем он бы не выделялся среди кишевших там мелочных торговцев и воришек. Однако денег у него было мало, и он пошел дальше. Вышел на другую улицу, казавшуюся значительной, повернул налево, в сторону гетто, снова вышел на улицу серебряных дел мастеров и ювелиров, только на сей раз южнее королевской тюрьмы. Суета дальше к югу разожгла его любопытство, и он пошел туда.