Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)
вернуться

Бедный Демьян
Шрифт:

1911

СОНЕТ

В родных полях вечерний тихий звон, — Я так любил ему внимать когда-то В час, как лучи весеннего заката Позолотят далекий небосклон. Милей теперь мне гулкий рев, и стон, И мощный зов тревожного набата: Как трубный звук в опасный бой — солдата, Зовет меня на гордый подвиг он. Средь суеты, средь пошлости вседневной Я жду, когда, как приговор судьбы, Как вешний гром, торжественный и гневный, В возмездья час, в час роковой борьбы, Над родиной истерзанной и бедной Раскатится набата голос медный.

* Ночной порой, когда луна *

Ночной порой, когда луна Взойдет над темными лесами, Внимай: родная сторона Полна живыми голосами. Но, зачарованный волной Ночных напевов и созвучий, Прильни к груди земли родной, Услышишь ты с тоскою жгучей: Среди лесов, среди степей, Под небом хмурым и холодным, Не умолкает звон цепей В ответ стенаниям народным.

* Тщетно рвется мысль из рокового круга *

Тщетно рвется мысль из рокового круга. В непроглядной тьме смешались все пути: Тайного врага не отличить от друга… И стоять нельзя, и некуда идти… Здесь — навис обрыв, а там — развалин груда; Здесь — зияет ров, а там — торчит стена. В стане вражьих сил — ликующий Иуда: Страшный торг свершен, и кровь оценена. Братья, песнь моя повита злой печалью, Братья, голос мой — души скорбящей стон, — В жуткой тишине над беспросветной далью, Ободряя вас, пусть пронесется он. Братья, не страшна ни злоба, ни измена, Если в вас огонь отваги не потух: Тот непобедим и не узнает плена, Чей в тяжелый час не дрогнул гордый дух.

"МОЛЧИ!"

Порой мне кажется, что я схожу с ума, Что разорвется грудь от непосильной муки. Томлюсь в тоске, ломаю гневно руки, Скорблю, но скорбь моя — нема! Сегодня, как вчера, — одни и те же вести: Насилий новых ряд, а всех — уже не счесть! Врагом, ликующим в порыве дикой мести, Все попрано — закон, свобода, совесть, честь! Ты хочешь закричать: "Довольно же, довольно! Остановитесь же, злодеи, палачи!" Но кто-то горло сжал тебе и давит больно: "Молчи!"

* Не стало пламенных бойцов; над их гробами *

Не стало пламенных бойцов; над их гробами Не скоро прошумит призывный клич борьбы. Постыдно-жалкими, трусливыми рабами Остались прежние рабы. Нет, не для них прошла волна борьбы великой; Горели не для них священные огни! Толпой испуганной, бессмысленной, безликой В ярмо привычное, покорны воле дикой, Послушные кнуту, впряглися вновь они. Но, мнится, где-то есть высокие стремленья. Не все отравлено позором униженья! Ростки могучие здоровое зерно Готово дать и ждет — лишь только ждет — мгновенья. Былого с будущим скрепляя прочно звенья, Куется новое звено.

КОГДА НАСТУПИТ СРОК…

Однажды в лавке антиквара Средь прочего товара Заброшенный, забытый инвалид — Шпажонка ржавая, убогая на вид, Хвалилась пред другою шпагой Своею честью и отвагой: "В алмазах, в золоте, в чеканном серебре, В ножнах из вылощенной кожи Висела гордо я на вышитом бедре Не одного вельможи. За чью я не боролась честь? Каких не добивалась целей? И не припомнить и не счесть Моих триумфов и дуэлей. Случалось, справиться с врагом я не могла Путем прямым… Ну что ж? Не скрою: Борьбу решал порою Удар из-за угла. Изведав крови благородной, Нашла я после вкус в крови простонародной. Вот, подлинно, где был кровавый пир. Как не сказать судьбе спасибо? В те времена едва где-либо Поднимет ропот сельский мир, Готов был скорый суд для обнаглевшей черни. Без лишних слов и без прикрас: Справляла я тогда не раз Кровавые обедни и вечерни. — Вой, подлый род, стенай, реви! Не шутки шутим мы и не играем в прятки! — Купалась я тогда в крови От острия до рукоятки! Нам сердце закаляет гнев: Остервенев, Без всякой жалости я буйный сброд колола, Колола…" "Эк, замолола! Опомнись, матушка. Ей-ей, ты мелешь вздор! — Ввязался тут со шпагой в спор Топор. — Нашла хвалиться чем старуха: Рядилась в золото, в шелка, Походом шла на мужика… Ох, баба, баба-говоруха! В одной тебе еще беда б невелика, Да шла-то ведь в поход ты, чай, не без полка. Вовек мужицкого тебе б не видеть брюха, Когда б не эта рюха, Слуга твой верный — штык, сосед твой по стене. Вот с кем потолковать хотелося бы мне. Все — непутевый — он деревню, так бездолит: Ему — кто подвернись, хотя бы мать, отец, Приказано — конец: Знай, колет! А только, милая, все это до поры. Дождемся мы венечной свалки. Куются где-то топоры Иной закалки. Слышь? Топоры, не палки. Эх, в тапоры я саж, чай, здесь не улежу! Смекай-ка, что я доложу, — Тебе, дворянке, не в угоду: Не только топора, что на колоду! Ему крестьянский люд обязан всем добром, И — коль на то пошло, — скажу: лишь топором Себе добудет он и счастье и свободу!"

1911 г.

*Писал я басню не вчера*

Писал я басню не вчера: Лет пять назад, коли не боле, Про "верный штык" теперь уж песенка стара. Штык шпаге изменил — и весь народ на воле. — Штык! Обошлось без топора. Ура! — И кто-то, радуясь такому обороту, Спешит собрать за ротой роту И, из полка шныряя в полк, Улестливо шипит: "Возьмите, братцы, в толк: Ну можно ль темному народу Дать сразу полную свободу? Нет, надо нам идти испытанным путем, Взяв буржуазные за образец порядки. Уж поддержите нас, ребятки, А мы порядок наведем!" И пробуют навесть — не надо быть прилежней. Авось-де у штыков смекалка так мала, Что им и невдомек, что ждет их кабала Куда почище прежней! Штыки не гонят прочь улестливых господ. И тех, кто подлинно болеет за народ, Нет-нет, да и возьмет раздумье и опаска, Что радостная быль пройдет, как сон, как сказка: Вздохнули малость — и капут, — Не отбояриться никак от новых пут. Пойдет все, дескать, прахом. Товарищи, скажу, что я подобным страхом Не заражен. Я знаю, "господа" прут сдуру на рожон. Скажу открыто: Ведь топоры-то, Они там где-то ждут, они там где-то ждут: Сполна ль все мужикам дадут? Аль не дадут? Забыто, дескать, их житье аль не забыто? Всей музыки конец получится каков? И если "господа", к примеру, мужиков Землей и волею лишь по губам помажут, Так топоры себя покажут! Вот что пророчу я, хоть я и не пророк. Пусть смысл пророчества до острой боли жуток, Но — время не прошло. Когда ж наступит срок, Тогда уж будет не до шуток!
* * *
Друзья, чтоб не было неясных многоточий, Прибавлю, что, ведя всю речь про топоры, Я с умыслом молчал про молоток рабочий. Кто ж козыряет… до игры?

1917 г. Март

* * *
И чертыхалися враги и лбы крестили, Но им ни черт, ни бог не мог помочь в игре, Когда на них, гремя, наш молот опустили Мы в "большевистском Октябре"!