Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)
вернуться

Бедный Демьян
Шрифт:
* * *
Так я уж, так и быть, отечество спасу, Скажу сановнику открыто, Холопским душам не во гнев: "Поставь скорей казенное корыто, "Союзников" набьется полон хлев!"

ПРАВДА, КРИВДА И КОПЕЙКА

Издательство "Копейка", собрав газетчиков, предложило им не продавать "Правды".

(Из письма наборщика Х-с.)
Нельзя сказать, в каком году Так повелось, но так ведется, Что Кривде с Правдой не живется, Что Кривда с Правдой не в ладу, И не одна она, злодейка: Союзник верный ей Копейка. Людьми подмечено давно: Копейка с Кривдой заодно! Имея общую лазейку, Они вдвоем всегда, везде. С тех пор как создал черт Копейку, Копейка с Правдой во вражде!

ПОЮТ

(Быль)

Рабочими организуются певческие хоровые

общества.

Из рабочей жизни.

Жена молодка, Красотка, К заводчику, как банный лист, Пристала: "Ах, мне нехорошо!.. Ах, я совсем устала!.. А ты — бесчувственный… буржуй, капиталист. Фу, гадкий, гадкий… Как есть тюлень! Ну, как не стыдно: целый день Все у тебя в уме расчеты да раскладки! Хотя на часик их забудь. Садись вот здесь… Вот так… Поговори со мною… Ну, приласкай меня… Склонись ко мне на грудь… Побудь, Как муж с женою!.." "Ох, матушка, не до того! Ведь ты ж не знаешь ничего. Не только у меня заботы, Что выкладки да в барышах расчеты. Ты не заметила: рабочие… поют! Поют с недавних пор, идя домой с работы. Так эти песни мне покою не дают! Попробовал певцов приструнить я построже, — Так нет, спокойны все: ни криков, ни угроз. Но стоит им запеть, как весь я настороже! И слов не разберешь, а жутко… И по коже, Поверишь ли, дерет мороз!"
* * *
Когда рабочий плачет, Тогда хозяин скачет, Когда ж рабочий весел, Хозяин нос повесил.

РЫБОЛОВЫ

Бывают же дела! Зовите это чудом, — Но вслед за православным людом Лиса посты блюла И в пост жила лишь рыбным блюдом. "Тут дело вкуса, мол, совсем не чудеса", Мне скажут. Я не прекословлю. Но дело в том: раз утречком Лиса Пришла к реке на ловлю. В струи прозрачные закинута леса С наживкой — мухой золотистой. Разнежилась Лиса на травушке росистой; Ан глядь — напротив Волк сидит на берегу, — Принес его нечистый! — Сидит и ни гу-гу: Тихонько рыбу удит. Так делать нечего, себя Лисичка нудит И куму шлет привет. Кум корчит ей в ответ Подобие улыбки: "Желаем кумушке — наудить больше рыбки!" А рыбки нет как нет! В досаде Волк уж было забожился: "Уловец-то какой здесь был, кума, вчерась!.." И вдруг насторожился. За ним — Лиса. В реке резвился Меж двух крючков — Карась! От жадности у Волка ни терпенья, Ни совести, — он к рыбе держит речь: Миляга, подь сюда! От ложного движенья Тебя хочу я оберечь. Пусть рыбы немы, да не глухи… Послушай-ка, держись подальше ты от мухи! Не то как раз нарвешься на крючок. Меж тем — гляди сюда: ну что за червячок Перед тобою вьется!" Лиса от бешенства трясется: "А, серый черт!.. Так знай: ты больше мне не кум, Подохнуть бы тебе от лихоманки! Карасик, положись на собственный свой ум. И муха и червяк — равно приманки. Да разница все ж есть, Какую съесть. Голубчик мой, я так толкую: Коль все равно тебе, какую Кончину живота обресть, Так выбирай из них любую; В рыбачью сеть ты можешь влезть, Узнаешь человечьи руки; Иль можешь смерть приять от щуки, Иль от другой какой помрешь ты штуки, Иль можешь за ничто пропасть, Живым попавши в волчью пасть!.. Сравни ж теперь, — а в выборе ты волен! — Таким концом ты можешь быть доволен? А мне ты попадись — тебе почет какой! Тебя я скушаю — уж похвалюсь заране! — Не прежде, как, обсыпанный мукой, Ты хорошо прожаришься в сметане!"
* * *
Карасик! Что тебе лукавый "рыболов"?! Не слушая его коварно-льстивых слов, Себе, а не врагу, в угоду Нырни поглубже в воду!

КАШЕВАРЫ

Хочет ли "Правда" вообще работать вместе с нами, так называемыми "ликвидаторами"? Мы ждем от "Правды" ответа.

("Невский голос".)
Взялась за ум рабочая артель: "Довольно быть нам сборищем случайным Да путаться по кабакам и чайным, Как все мы путались досель!" Артель единогласно К решению пришла: Кормиться всем из общего котла! Прекрасно. Добыт котел и выбран кашевар — Кривой Захар. А так как было ясно, Что не управиться Захару одному, Приставили к нему Двух пареньков охочих (Не дюже-то рабочих), Ерёму да Кузьму. Так надо же греху случиться: При первой же стряпне Пришлося по нужде Захару отлучиться, Когда со справою котел уж был в огне. Кузьма с Ерёмой тары-бары Да растабары: "Мы тоже кашевары!" "Ась, брат? Чай, надоть посолить". "И поперчить да маслица расплавить". "И молочком недурно б забелить". "А опосля кваском заправить". "Постой-ка, Кузя, виноват: Забыл подбросить я салат". Захар, вернувшися, не доглядел оплошки, Что там сварилося — бог весть! Артели ж довелося есть. Едва успев хлебнуть по три-четыре ложки Невиданной окрошки, Ребята наши — кто куда! Тошнит и рвет бедняг без меры, Как от холеры. Беда! А поварам грозит расправа За то, что вышла их еда — Еще бы ничего — бурда! — А то, как есть, отрава!
* * *
Ох, ликвидаторы! Что долго говорить! Нам с вами каши не сварить!

ПОДЖИГАТЕЛИ

Зубатовщина — не умирает.

(Из газет.)
Не спится Прову Кузьмичу. В глухую ночь идет он к стражнику Фаддею. "Охти, беды! Совсем собою не владею. Скажи по совести, Фаддей, — я знать хочу: Уж я ль о батраках моих не хлопочу? Уж я ль им не радею? На деле, в помыслах, во всем пред ними чист! Скажу, как перед богом… А вот — гляди: подметный лист! Они ль, а может, так какой-то стрекулист, Грозят поджогом!" Печалуется Пров, — ему и невдомек, Что подметнул листок Не кто иной, как плут и бражник, Сам… стражник. Фаддей меж тем ворчит: "Да, милый, времена! Крушенье света, знать, приходит, старина! Антихрист сам никак стал сеять в людях злобу. Всяк только и глядит, где плохо что лежит. Одначе, чтоб самим не лезть врагу в утробу, Нам что-нибудь с тобой придумать надлежит… Смекай! Устроим-ка, Кузьмич, с поджогом… пробу!" Быть по сему. В ту ж ночь, домой вернувшись, Пров Средь сонного двора поджег вязанку дров. Дрова попалися — сырец, горели скудно, Так было загасить огонь совсем не трудно. Настала енова ночь. Фаддей вошел в удар: "А ну-ко-сь, подожги, Кузьмич, теперь амбар!" Кузьмич послушен. И в этот раз огонь — верней: почти пожар — Руками батраков был, хоть с трудом, потушен. У Прова пот на лбу. Пров крестится, благодарит судьбу. "Постой, — шипит Фаддей, — что ж, думаешь ты, даром Возились мы с дровами и с амбаром? Попробуем теперь поджечь избу". Поджег Кузьмич. Ан тут и вышла-то зарубка: Изба была стара, суха, Внутри все бревна — требуха, Огню податливы, что губка, — Как порох, вспыхнула изба. Напрасно колокол церковный бил тревогу: Хоть к Прову полсела сбежалось на подмогу, Торчала через час замест избы — труба! И во дворе не велики остатки. В огне погибли все достатки Несчастных батраков. Пров убивается. Фаддей же — был таков! Проделано все ловко. А был всему конец какой? Поправил кое-как дела Кузьмич страховкой; Фаддея становой "За расторопность со сноровкой" Пожаловал двойною ассигновкой. За всю же бывшую с пожаром кутерьму, — Ну, есть ли правда где на свете?! — Остались батраки в ответе: Их "за поджог" всех упекли в тюрьму!

ПОРОДА

У барыни одной Был пес породы странной С какой-то кличкой иностранной. Был он для барыни равно что сын родной: День каждый собственной рукой Она его ласкает, чешет, гладит, — Обмывши розовой водой, И пудрит и помадит. А если пес нагадит — Приставлен был смотреть и убирать за ним Мужик Аким. Но под конец такое дело Акиму надоело. "Тьфу, — говорит, — уйду я к господам другим! Без ропота, свободно Труд каторжный снесу, Готов служить кому угодно, Хоть дьяволу, но только бы не псу!" Так порешив на этом твердо, Оставшись как-то с псом наедине, Аким к нему: "Скажи ты мне, Собачья морда, С чего ты нос дерешь так гордо? Ума не приложу: За что я псу служу? За что почет тебе, такому-то уроду?!" "За что? — ответил пес, скрывая в сердце злость. За то, что ты — мужичья кость, И должен чтить мою высокую породу!"
* * *
Забыл Аким: "По роду и удел!" Так ведь Аким — простонародье. Но если я какого пса задел, Простите, ваше благородье!

СЫНОК

Помещик прогорел, не свесть конца с концом, Так роща у него взята с торгов купцом. Читателям, из тех, что позлословить рады, Я сам скажу: купчина груб, И рощу он купил совсем не для прохлады, А — дело ясное — на сруб. Все это так, чего уж проще! Однакож наш купец, бродя с сынком по роще, Был опьянен ее красой. Забыл сказать — то было вешним утром, Когда, обрызгана душистою росой, Сверкала роща перламутром. "Не роща — божья благодать! Поди ж ты! Целый рай купил за грош на торге! Уж рощу я срублю, — орет купец в восторге, — Не раньше осени, как станет увядать!" Но тут мечты отца нарушил сын-мальчонок: "Ай, тятенька, гляди: раздавленный галчонок!" "И впрямь!.. Ребята, знать, повадились сюда. Нет хуже гибели для птиц, чем в эту пору! Да ты пошто ревешь? Какая те беда?" "Ой, тятенька! Никак ни одного гнезда Мне не осталось… для разору!"
* * *
Что скажешь о сынке таком? Он жадность тятькину — в количестве сугубом, — Видать, усвоил с молоком, Был тятька — кулаком. Сын будет — душегубом!

"ПЕС"

"Хозяин стал не в меру лих! Такую жизнь, — сказал в конюшне рыжий мерин, — Терпеть я больше не намерен: Бастую — больше никаких!" И мерину в ответ заржали все лошадки: "Ты прав, ты прав! Стал больно крут хозяйский нрав, И далеко зашли хозяйские повадки!" Бывалый мерин знал порядки. Он тут же внес на общий суд Ряд коренных вопросов: Про непосильный труд, Про корм из завали, гнилой трухи, отбросов (Сенца не видели, где ж думать об овсе?), Про стариков, калек, — про тех, что надорвались… Лошадки обо всем в минуту столковались, А столковавшися, забастовали все! Хозяин промышлял извозом, Так потому его, При вести о таких делах, всего Как будто обдало морозом. Но все ж на первых он порах, Хоть самого трепал изрядный страх, Прибег к угрозам. Не помогло. Пришлось мудрить. Лошадок пробует хитрец уговорить Поодиночке. Дела на мертвой точке! Хозяин — зол, хозяин — груб, — То бороду рванет, то чуб, И, наконец, с досады Стал даже пить. "Ведь до чего же стойки, гады! Никак, придется уступить!" И уступил бы. Очень просто. Да — как бывает у людей: На чистом теле вдруг короста! — Без скверного нароста Не обошлось у лошадей: В надежде выслужить почет, покой и негу Дал впрячь себя в телегу Жеребчик молодой. Вздыбились лошади: "Гляди, подлец какой!" Родная мать, мотая головой, Сынка стыдила: "Мать, братьев променял ты на щепоть овса! И как тебя на свет я только породила, Такого пса?!" Меж тем хозяин ободрился, На "псе" на бойню прокатился, Всех забастовщиков сбыл с рук — и дня не ждал Скорей купил и впряг в погибельное дышло Лошадок новых. Что же вышло? Жеребчик прогадал: Хозяин взял привычку Пускать покорного скота На всякую затычку. Так "пес" не вылезал почти из хомута И каялся потом не раз он, горько плача, Да поздно. Под конец Жеребчик стал — куда там "жеребец"! — Как есть убогая, заморенная кляча!