— И кстати, шевалье, вы не хотите написать домой? — поинтересовался капитан, небрежно отдав приказ подскочившему лакею. — Ага, вижу, что хотите, — Нанси не собирался дожидаться ответа растерявшегося юнца, искренне полагая, что лучше пажа знает ответ.

Покои барона де Нанси в Лувре не блистали роскошью. Крохотная комнатенка, в которой едва можно было повернуться, и такая же прихожая, зато на столе красовалась стопка бумаги, пузырек с чернилами и внушительных размеров перо. Если бы Александр имел силы на размышления, он бы признал, что капитан прекрасно подготовился к аресту. К сожалению, паж был слишком измучен, чтобы думать, так что подчиняясь указующему жесту барона, послушно уселся за стол, набросал несколько строк и остановился в явном затруднении.

— Отправляетесь с королевским поручением? — удивленно переспросил Нанси, заглядывая в письмо через плечо Александра. — Богатое же у вас воображение, шевалье!

Александр смутился, виновато глядя на барона:

— Но не могу же я написать, что сажусь в Бастилию!

Капитан пристально вгляделся в молодого человека, и паж окончательно растерялся, не зная, как себя вести. Неожиданно Нанси хмыкнул. Сколько придворных готовы были лишиться правой руки, лишь бы только стереть с лица шевалье Александра выражение непоколебимой уверенности. И без всякого успеха. А вот он уже который раз доводит мальчишку до состояния полной растерянности, не прилагая к этому ни малейших усилий.

— Так в чем же ваши трудности, шевалье? Вы не знаете, куда именно вас отправляют с поручением?

Молодой человек кивнул.

— Действительно… беда, — согласился капитан. — Ну что ж, Англия — слишком близка, Италия — тоже… Пишите, что едете в Польшу. За год как раз обернетесь.

Даже не вздрогнув от этого нового подтверждения своего неизбежно длительного пребывания в Бастилии, шевалье Александр дописал письмо отцу и передал капитану сложенный и подписанный лист.

— Как, шевалье, неужели это все? — удивился барон, вертя письмо в руках. — Неужели вы не хотите написать кому-нибудь еще?

Александр заколебался.

— А можно… можно я напишу своему… воспитателю? — после краткой паузы докончил паж. Юноша подумал, что капитан может оскорбиться, попроси он его доставить письмо простому лакею, но с другой стороны разве Пьер был для него только слугой?

— Бога ради, шевалье, пишите, — усмехнулся Нанси, без труда угадав мысли пажа. — Бумаги здесь достаточно, чернил тоже.

На этот раз молодой человек не стал излагать сказку о дипломатической миссии в Польше, а чистосердечно написал все, как есть, дал Пьеру необходимые распоряжения касательно денег, Мотвиля и некоторых других дел, так что письмо получилось гораздо длиннее предыдущего. Капитан с безграничным терпением истинного солдата наблюдал, как на бумагу ложится строка за строкой. Но когда юноша аккуратно сложил второе послание и написал «Угол улицы Нуайе, рядом с площадью Мобер», барон повторил свой прежний вопрос:

— Как? И это все?

Александр кивнул.

— Вы не хотите написать кому-нибудь еще? — продолжал допытываться Нанси. В голосе капитана не было навязчивости, но была такая убедительная откровенность, что любой человек немедленно бы уцепился за предложение барона. Юный шевалье лишь покачал головой.

— Вы не хотите написать даже вашему другу? — не отступал Нанси. — Я имею в виду виконта де Водемон, — уточнил капитан.

Искреннее изумление во взгляде пажа лучше всего подсказало барону, что думать о Водемоне как о друге у шевалье Александра не получилось бы даже в горячечном бреду.

— Ведь он был вашим секундантом, — продолжал настаивать Нанси. — Было бы невежливо не написать ему хотя бы пару строк. И кстати, сегодня вечером виконт как раз играет в карты у короля.

Сбитый с толку всем происходящим шевалье Александр взял еще один лист и старательно вывел:

Нанси с досадой тряхнул головой — мальчишка решительно не желал его понимать. Ладно, к любой цели можно прийти разными путями.

— Ну что ж, шевалье, коль скоро вы написали всем, кому хотели, — голос офицера выражал серьезное сомнение в том, что эпистолярные труды пажа подошли к концу, — то нам пора. Идемте.

Молодой человек поднялся и Нанси вдруг со всей очевидностью увидел, что перед ним стоит обычный мальчишка, пусть и разодетый в пух и прах словно какой-то вельможа, пусть и размалеванный словно самая дешевая уличная шлюха, пусть и пытающийся показать, будто ему даже Бастилия нипочем, однако всего на всего тринадцатилетний щенок… испуганный, растерянный и к тому же раненный… Настроение Нанси стремительно портилось.