Шрифт:
поклонился он Лилит и вышел.
Нарота же задержался на несколько мгновений у двери.
— Госпожа, не прикажете ли подбросить еще дров в камин?
— Нет. Я скоро лягу.
Нарота поклонился и шагнул через порог. Но в последнюю секунду Лилит задержала
его.
— Нарота...
— Слушаю, госпожа.
— Ты из Тибета?
— Да, госпожа.
— Я сейчас читала записки мистера Данрейвена о его пребывании там и очень
заинтересовалась этой страной. Ты хотел бы туда вернуться?
— Да, госпожа. Но не могу этого сделать.
— Почему?
— Потому что на родине меня посадили в тюрьму и хотели казнить. Спасибо мистеру
Данрейвену, который помог мне бежать. Но если я вернусь, мне тут же отрубят голову.
— Понятно. Могу ли я полностью положиться на тебя, Нарота?
— Конечно, госпожа! Ведь я обязан жизнью вашему супругу.
— А моей матери ты будешь так же верно служить?
— Готов в этом поклясться, госпожа!
— Если мне придется уехать на довольно продолжительное время, оставив здесь
миссис Кардью, ты будешь продолжать заботиться о ней?
— Я буду исполнять каждое ее желание, госпожа!
— Ты даешь мне слово?
— Даю, госпожа!
— Спасибо, Нарота.
Слуга еще раз поклонился и вышел.
Лилит долго еще стояла около стола, о чем-то думая. Потом подошла к камину,
выбрала самое маленькое поленце и осторожно ударила им в большой барабан. Он издал
глухой, мягкий звук, неожиданно наполнивший душу Лилит какой-то необъяснимой тоской.
И снова она ударила в большой барабан. И вдруг почувствовала, что в ней происходит
какой-то неведомый душевный переворот.
«Мы оба — кабинетные путешественники, — вспомнила Лилит слова Чарльза. —
Мало кто из европейцев в будущем ступит на эту землю...»
Нет и еще раз нет! Хватит ждать!
Возвращения отца из дальних странствий. Несбывшиеся мечты о дне, когда он
исполнит обещание и возьмет ее с собой в плавание. Тоска матери, ожидающей мужа,
который никогда не разделит с ней ложе. Она будет действовать!
Путешествовать и открывать новые земли. Если не с Данрейвеном, то самой. У нее
хватит на это сил и решимости! С этого дня она сама будет устраивать свою жизнь!
Лилит подошла к столу, вытащила из папки карту и развернула ее. Затем взяла перо и
принялась аккуратно заносить на лист чистой бумаги координаты островов Товарищества.
Дождь лил как из ведра. Лилит стояла у входа в небольшой магазинчик, скрываясь под
козырьком подъезда. Хотя бы один кеб!
Лилит повернулась и вошла в магазин. Над дверью зазвенел колокольчик. Немолодой
сутуловатый человечек поднялся из-за прилавка и, посмотрев поверх очков на
посетительницу, вежливо поклонился:
— Добрый день! Могу ли быть чем-нибудь полезен?
— Зонтики? — спросила Лилит, окидывая взглядом магазин. — Я забыла свой дома, и
вдруг — этот ливень!
Человечек прокашлялся. На полках магазина теснилось множество часов, фарфоровых
безделушек, стеклянных ваз и всякого рода посуды. На широком столе в дальнем углу
круглились рулоны каких-то тканей. Глаз любителя спешили порадовать ряды антикварных
стульев, тумбочек из красного дерева и пуфиков. Под потолком на медном крюке висело
подобие зонтика. Хозяин проследил за взглядом Лилит, снял это нечто с крючка и, повертев
в руках, скептически сказал:
— Это бумажный зонт. От солнца. Под дождем тут же размокнет.
— Да, вы правы. Тогда не позволите ли вы мне подождать здесь? Надеюсь, дождь
скоро кончится.
— Ради бога, миссис! Разрешите предложить вам стул.
Он высвободил из-под горы старых пыльных книг стул на кривых ножках и поставил
перед Лилит.
— Вот, садитесь, пожалуйста. Говорят, что на этом стуле сидел сам Оливер Кромвель.
— Серьезно? — с неподдельным удивлением воскликнула Лилит.
— Совершенно серьезно! Ведь Кромвель жил так долго, что определенно успел
посидеть на всех без исключения стульях в Англии.
Лилит опустилась на стул и с наслаждением вытянула начавшие затекать ноги. Хозяин
же продолжал упорно смотреть на нее. Он ждет, когда я приподниму вуаль, догадалась
Лилит и почувствовала себя крайне неудобно. Стараясь хоть как-то разрядить обстановку,
она излишне заинтересованно произнесла: