Купер незамедлительно дал «добро».

Ананьев взял свой рюкзак. Внизу ждали машины, но он медлил. Его взгляд метался по книжным полкам, и все время возвращался только к одной из них. Наконец, не выдержав, Борис Михайлович подошел к книжному шкафу, отодвинул несколько томов Фрейда [10] и достал из-за них бутылку водки, припрятанную им здесь уже более года назад.

«Так, на всякий случай», — подумал Ананьев. — «Ключ, как говорится, к бессознательному. Я верю, это счастливая бутылочка, и она принесет нам удачу».

Старый ученый положил бутылку в рюкзак, неспешно прошел из квартиры на лестничную площадку и устремился к лифту.

— Борис Михайлович, чего так долго-то? — улыбнулся ему Виктор, когда тот открыл заднюю дверцу длинной «Нивы». — Мы уже начали беспокоиться, появитесь ли вы вообще.

Ананьев сел на сиденье и ответил:

— Мой юный друг Виктор, если б я был так же молод, как ты, я, наверное, просто упрекнул бы тебя в нетерпеливости. Но, покуда, перед тобой старый ученый, позволь мне отметить то обстоятельство, что восприятие времени у разных людей различно. Более того, один и тот же человек может воспринимать время по-разному, в зависимости от меняющихся жизненных условий. Вот, согласись, если ты сейчас поцелуешь сидящую рядом с тобой и прекрасную, как только что взошедшее утреннее солнце, Юлечку, то вечность промелькнет пред тобой, подобно секунде, а если вдруг заглохнет мотор машины, ты полезешь под капот и случайно коснешься рукой горячего двигателя, то, наверняка, секунда покажется тебе вечностью.

— Типун вам на язык, Борис Михайлович, машина в порядке, я все проверил, — шутливо испугался Виктор.

Затем парень расплылся в улыбке и, краснея, добавил:

— Так вы, получается, у себя на верху, только что вечность в секунду превращали?

— Может, и превращал…, — Ананьев обнял свой рюкзак и любовно погладил его.

Сидящие впереди Виктор и Юля рассмеялись.

— Добро пожаловать на борт, — поприветствовал Ананьева Купер, до этого момента молча сидевший рядом с ним на сиденье и выслушивавший пикантно — юмористическую вставку Бориса Михайловича на мотив а-ля психология познавательных процессов.

Американец протянул для рукопожатия руку.

Залихватски тряхнув седым чубом, Ананьев подал свою руку в ответ.

Борис Михайлович еще со вчерашнего дня чувствовал свою излишнюю возбужденность. Дух творчества манил его, но, в то же время, он осознавал, что уже слишком стар для всего этого.

Рукопожатие не получилось; мощная, сухая ладонь американца скомкала его вялое, влажное запястье.

— Ну, шеф, трогай! — крикнул Ананьев, дабы хоть собственным криком немного себя подбодрить.

Виктор махнул Алексею, и машины поехали, извергнув в воздух по облаку серо — голубого дыма.

Головная машина быстро наполнилась оживленной беседой Купера и Ананьева.

Виктор очень хотел послушать их разговор, но ему это плохо удавалось. Сейчас у него была одна забота — побыстрее выехать из кошмарной автомобильной суеты мегаполиса на загородное шоссе. Однако он все же улучил момент, когда можно было оторваться от дороги, и поглядел, что делает Юля.

Девушка восторженно рассматривала через окна все диковины Петербурга, которые они проезжали: великолепные здания, скульптуры, набережную Невы.

«Когда — ни будь, мы просто так приедем сюда, погулять», — подумал парень.

Во второй машине каждый тоже занимался своим делом. Рэй, например, видел сны. Стокер не спал ночью, зато исправно дрых днем, жалуясь на смену часовых поясов и собственную невозможность перестроится под новый режим. Накануне отъезда из Петербурга он побрился. Всех, кто видел Рэя раньше, это его действие насмешило, ибо тот променял свой образ чудаковатого бородача на не менее чудную внешность красномордого идиота (русского языка ему, как известно, выучить не довелось, и он всем только по-идиотски улыбался, стремясь, тем не менее, общаться именно с русскими — в магазине, в университете, на улице, — везде).

Рядом с храпящим Рэем орудовал Бэн. В отличие от Стокера, он ни с кем не говорил, спать не хотел, и у него кипела работа. Парень налаживал и проверял оборудование, заряжал основные и дополнительные аккумуляторы, одним словом — делал все, что необходимо было делать истинному продуценту, то есть продуцировал, — создавал продукт, конфетку, чтобы обеспечить бесперебойное, добывание новой и новой научной информации, за которой они и отправились сюда, в тридевятое царство.

Загородное шоссе принесло долгожданное расслабление. Вот уж действительно прав был Ананьев: восприятие времени изменилось. Проехав по Петербургу всего двадцать пять минут, Виктору почудилось, будто он участвовал в этой автомобильно — пробочной толчее (в которой только и гляди, чтобы ты кого-нибудь или тебя кто-то не помял да не поцарапал) часа два, не меньше. А вот спокойное движение за городом протекало быстро. Не успел Виктор опомниться, как машины потребовали дозаправки, а его спутники уже захотели есть.

На АЗС Купер выдал ему и Алексею по кругленькой сумме для оплаты горючего. Воодушевленный этим обстоятельством, Виктор даже совершил одно очень нужное действие побочного характера: заправил «под пробку» вездеход, плюс залил двадцатилитровую канистру, закрепленную специальными держателями на задней двери этого большеколесного монстра.

— Он ведь на моем прицепе стоит, мне, наверное, его заправлять надо было? — возник вдруг Алексей.

— Да тебе разве можно такое дело доверить? Ты ж старый водила. У тебя менталитет другой: придерживаться крайней экономии и повышенной забывчивости во всем, что касается «казенных» денег, — отшутился Виктор.