Приблизительно через полчаса после телеграммы от миссис Гаркер раздался уверенный стук в дверь. Это был самый обычный стук, так стучат тысячи людей, но при его звуке наши сердца сильно забились. Мы переглянулись и все вместе вышли в переднюю; каждый держал наготове свое оружие: в левой руке — против духов, в правой — против людей. Ван Хелсинг отодвинул задвижку и, приоткрыв дверь, отскочил, приготовившись к нападению. Как же мы обрадовались, увидев на пороге лорда Годалминга и Квинси Морриса! Они быстро вошли и закрыли за собой дверь. Артур, проходя через переднюю, объявил:

— Все в порядке. Мы нашли оба логова, в каждом — по шесть ящиков, мы их уничтожили!

— Уничтожили? — переспросил профессор.

— Да, он ими не сможет воспользоваться!

Наступила пауза, потом Квинси сказал:

— Теперь остается лишь одно — ждать здесь. Если же до пяти он не появится, нам придется уйти — нельзя оставлять миссис Гаркер одну после захода солнца.

— Он скоро придет, — заметил Ван Хелсинг, просматривая свою записную книжку. — Обратите внимание, в телеграмме мадам Мины сказано, что он направился к югу, значит, ему придется переправляться через реку, а это возможно только во время отлива, то есть приблизительно около часа дня. Пока у него только возникли подозрения. Из Карфакса вампир отправился туда, где менее всего ожидает нашего появления. Вероятно, вы были в Бермондси перед самым его приходом. Раз он еще не здесь, значит, в Майл-Энде. Это заняло некоторое время — ему надо было вновь переправляться через реку. Поверьте, друзья мои, ждать осталось недолго. Нужно составить план нападения, чтобы ничего не упустить… Но тихо! Времени уже нет. Приготовьте оружие!

Профессор предупреждающе поднял руку, и мы услышали, как повернулся ключ в замке входной двери.

Даже в такой страшный миг я не мог не восхититься удивительным проявлением сильного характера. Всегда, когда мы вместе охотились или просто путешествовали по свету, лидером у нас был Квинси Моррис — он составлял план действий, а мы с Артуром привыкли безоговорочно подчиняться ему. Старая привычка сработала и на этот раз. Быстро оглядев комнату, он мгновенно составил план нападения и, не проронив ни слова, жестами расставил нас по местам. Ван Хелсинга, Гаркера и меня у двери; профессор должен был следить за нею, а мы, когда она откроется, встав между нею и вошедшим, отрезали бы ему выход. Лорд Годалминг и Квинси спрятались так, что от двери их не было видно, но они могли мгновенно преградить путь к окну. Ожидание стало столь напряженным, что секунды тянулись, как в кошмарном сне.

В передней раздались осторожные шаги: очевидно, граф был готов к неожиданности, по крайней мере чего-то опасался. Вдруг одним прыжком он очутился посреди комнаты, прежде чем кто-нибудь из нас успел даже пальцем пошевелить. Он походил на пантеру, в его повадке было столько хищного, нечеловеческого, что мы, на миг оторопевшие от его внезапного появления, тут же опомнились.

Первым пришел в себя Гаркер — он метнулся вперед и преградил графу проход в другие комнаты. Увидев нас, вампир дико зарычал, оскалив длинные острые зубы; но злобный оскал мгновенно сменился холодным и надменным взглядом. Выражение его лица вновь изменилось, когда мы двинулись на него. Как жаль, что мы все-таки не продумали толком план нападения: даже в этот момент я не понимал, что нам делать и поможет ли в данной ситуации наше оружие.

Гаркер попробовал выяснить это на практике — большим кривым непальским кинжалом он в бешенстве замахнулся на графа. Удар был страшный, граф спасся лишь благодаря дьявольской ловкости, с которой отпрыгнул назад. Опоздай он на секунду — и острое лезвие пронзило бы его сердце. Теперь оно лишь полоснуло его сюртук, из разреза посыпались деньги и золотые монеты. Лицо графа стало таким жутким, что я испугался за Гаркера, хотя видел, что он приготовился ко второму удару. Невольно я подался вперед, подняв левую руку с распятием и Святыми Дарами, тут же ощутил в ней могучую силу. Мои друзья невольно сделали то же самое, и я не удивился, когда монстр, съежившись, отступил. Выражение лютой ненависти, злобы, дьявольского бешенства, исказившее его черты, не поддается описанию. Восковой цвет его лица сделался зеленовато-желтым, оттеняющим пылающие глаза; красный шрам выделялся на бледном лбу, как разверстая рана.

В следующую секунду граф, увернувшись от удара, ловко проскользнул под рукою Гаркера, схватил с пола горсть монет, пронесся через комнату и выпрыгнул в окно. Оконное стекло разлетелось вдребезги, а вампир упал на каменные плиты двора. Сквозь звон разбитого стекла было слышно, как звякнули, ударившись о них, золотые соверены.

Мы бросились было за ним, но он уже вскочил, целый и невредимый, и, перебежав двор, распахнул ворота конюшни. Потом обернулся и крикнул нам:

— Хотите загнать меня в угол? Да вы же как стадо баранов на бойне! Все вы еще горько пожалеете об этом! Думаете, оставили меня без убежища, но у меня их много. Месть моя только начинается! И будет продолжаться многие века, время работает на меня. Женщины, которых вы любите, уже мои, а с их помощью и вы станете моими — холопами, выполняющими мои приказания, шакалами, ждущими моих подачек. Понятно?

И, презрительно засмеявшись, граф исчез в конюшне, мы услышали скрежет ржавого засова. Где-то открылась и захлопнулась дверь. Было ясно, что бежать за ним через двор бессмысленно, мы бросились в переднюю. Профессор крикнул нам:

— Мы многое узнали сейчас! Несмотря на свои громкие слова, бестия боится нас, боится времени, боится нужды! Если бы это было не так, монстр не спасался бы бегством! Сам тон выдает его — или мои уши меня обманывают. Зачем ему подбирать деньги? Скорее за ним! Представьте себе, что вы гонитесь за хищным зверем. А я уж постараюсь не оставить здесь ничего ценного для него, если он вздумает вернуться.

И он положил в карман оставшиеся деньги и пачку документов, а остальное бросил в камин и спичкой разжег его.

Лорд Годалминг и Моррис выбежали во двор, а Гаркер спустился туда через окно, но ворота конюшни оказались запертыми. Пока их открывали, графа и след уж простыл. На конюшне никого не было. Мы с Ван Хелсингом пытались разузнать о нем на заднем дворе, но никто ничего не видел.

Надвигались сумерки, до захода солнца оставалось мало времени. Пришлось признать, что эту партию мы проиграли; с тяжелым сердцем пришлось согласиться с профессором, когда он сказал: