— Это просто отвратительно! — с возмущением сказала врачу сиделка. — Жена умерла, а он словно возродился к жизни!

— Ты понял, папа, что мы сказали тебе? — ласково спросил Поль. — Насчет мамы?

— Да. Разумеется, — ответил Эскофье. — А что у нас на ужин? Сабина, не было ли в последнее время посылки от мистера Бутса?

— А чего бы вы, например, хотели?

Старик вручил ей целый список. Сперва это показалось ей полной ерундой, да и почерк у него стал такой, что не разобрать; но это явно был список продуктов. И Сабина для верности прочитала его вслух:

— Яйца, белые трюфели, черная икра…

— Трюфели, черная икра? — переспросил Поль. — Неужели сейчас это действительно так необходимо?

— Разумеется.

Поль накрыл одеялом дрожащие руки отца.

— Сабина, оставьте нас.

— Хорошо, я буду на кухне.

Там ее ждал Бобо.

— Ну и?

— Он счастлив.

Сабина передала Бобо пачку листков — мемуары, над которыми работал Эскофье.

— Ничего особенного. Просто всякие истории. Очень аппетитный рецепт жареной курицы. — И она протянула ему составленный Эскофье список продуктов.

— Белые трюфели? — изумился он.

Она только плечами пожала.

— К которому часу доставить?

— К 19.00.

— А времени хватит?

— Должно хватить.

Было слышно, как внуки, правнуки и внучатые племянники бегают по коридору наверху и туда-сюда по парадной лестнице.

Сабина пожала Бобо руку.

— Спасибо вам, шеф!

— И вам, шеф.

И он ушел.

А Поль все сидел в изножии кровати и смотрел, как его отец то проваливается в сон, то выныривает из него. Жалкий зимний свет сделал лицо Эскофье совсем серым, и сам он словно стал еще меньше. Полю он сейчас казался каким-то незнакомцем, каковым, собственно, — во многих отношениях — для него и являлся.

— У Жанны есть «Petite Mignonne»? — спросил Эскофье, неожиданно очнувшись ото сна.

— Ты имеешь в виду персики?

Вопрос отца словно вернул Поля в былые времена, в их собственную маленькую кухню, где его жена Жанна и недавно вышедший на пенсию Эскофье, счастливые и мокрые от пота, создавали самые разнообразные варенья, джемы и желе. Каждый новый фрукт — итальянская бузина, белая альпийская малина, любимая ягода королевы Виктории, пурпурные индонезийские мангустины — порождал новую загадку, которую они с удовольствием решали с помощью различных пропорций сахара, веселого настроения и смеха.

— Мы с тобой просто прожектёры, верно? — говорил Эскофье своей невестке.

И Жанна, нежно его целуя, отвечала:

— Это вы — великий прожектёр. А я просто жалкая ученица.

«Мои волшебники», называл их обоих Поль, и они застенчиво улыбались, раскрасневшиеся и довольные.

«Мы так поздно научились любить друг друга», — думал Поль.

— Эти персики нужны для твоей матери, — сказал Эскофье.

«Она умерла. Пожалуйста, вспомни!» — мысленно умолял его Поль.

— Сейчас не сезон для персиков, папа. Они, по-моему, в июне бывают.

— Но ведь Жанна ходит на рынок? Или нет? Может, дети заболели?

— Дети совершенно здоровы.

— Но как же персики?

— Потом, когда тебе станет лучше.

— Нет. Жанна знает. «Ройял Джордж» и «Гросс Миньон» — это такие до неприличия толстые — продаются повсюду, а вот «Птит Миньон» бывают редко, но они совершенно замечательные: такие плоские, маленькие, как камешки, и с белой нежной кожицей. У них невероятно богатый вкус, и они очень сочные; если их смешать с лепестками дикой розы и медом — такое ощущение, что наконец познаешь рай. И потом, они такие неожиданные — если сорвать их прямо с ветки, особенно когда они висят в тени, то они лишь слегка желтоватые. А если их немного подержать на ярком свету, то они станут ярко-красными. Разве это не удивительно?

— Хорошо, папа, мы раздобудем тебе персиков.

— Нет. Не любых персиков. Только «Petite Mignonne». Я вынужден настаивать. Скажи Жанне. Они точно маленькие сердца, прячущиеся от солнца, — выглядят зрелыми, только когда их сорвешь. Прекрасная метафора. Твоей матери наверняка понравится.

Поль отвернулся. Он не хотел, чтобы Эскофье видел, как он плачет. Старик взял руку сына, поднес ее к губам и поцеловал. Губы у него были ужасно холодные.

— Что случилось, Поль?

— Ничего, тебе просто показалось, папа.

— Ничего мне не показалось.

Поль никак не мог заставить себя повернуться к отцу лицом. Он еще некоторое время смотрел в окно. Потом, собравшись с силами, сказал:

— Понимаешь, папа, она ушла от нас.

— Жанна? И куда же это она направилась?

— Maman est morte. [141]

— Нет, она всего лишь ждет.

Поль никак не мог перестать плакать. Эскофье снова поцеловал сыну руку, прислонился к нему и прошептал:

— Сердца, большие и маленькие, всегда прячутся от солнца и показывают свою истинную природу, только если их сорвут. Разве я не прав?