— Нет.

— А что, если это я их послал?

— С чего бы это тебе их посылать?

Дельфина подняла бровь, словно ожидая ответа.

— Ты права, как всегда. Действительно, нет ни малейшей необходимости в том, чтобы посылать тебе какие-то свидетельства моей любви, поскольку вся моя любовь и так принадлежит тебе, как и твоя — мне.

— Ты очень самоуверен. О да! Ты же Эскофье! У тебя есть все основания быть самоуверенным.

— А ты — мадам Эскофье.

— И все же, Джордж, ты не присылаешь мне никаких снежных яблок!

Джордж.

— Тогда позвольте мне, мадам, что-нибудь для вас приготовить. Позвольте вновь завоевать ваше сердце. Я пошлю служанку в город — пусть купит трюфели, фуа-гра и ящик шампанского.

— В доме никого нет. И денег тоже нет.

— Ну, должно же в доме хоть что-нибудь найтись. Голуби? Оленина? Или, может, баранина? Какие бульоны у нас имеются? Белый, конечно, должен быть. А может, говяжий? Или рыбный?

— Нет никакого бульона.

— А варенье? Помидоры? Маринованный лук? Мед? Засахаренная лаванда? Не может быть, чтобы у меня на кухне не было никакой еды!

— У нас есть картошка. Сыр. Масло. Сливки. И это вовсе не твоя кухня. Это моя кухня.

— Ладно, что-нибудь мясное у тебя есть?

— Мы еще не успели получить твою последнюю пенсию.

— А пирог из чего ты испекла?

— Из остатков муки.

Эскофье плюхнулся на стул.

— Но я бы все-таки хотел что-нибудь для тебя приготовить.

— Когда ты в последний раз что-нибудь готовил?

Это был очень хороший вопрос. В Париже ему готовить никогда не приходилось. Он всегда мог поесть в «Ритце», или с друзьями, или с другими шеф-поварами.

— Наверное, лет шесть назад. А может, и все восемь. Но ведь это же все равно что уметь плавать: разучиться невозможно.

Дельфина осторожно на него взглянула.

— Тогда, может, aligot?

— Я не могу готовить для тебя всего лишь картофельное пюре!

— Aligot — совершенно самостоятельное блюдо.

Дельфина неуверенно поднялась из-за стола. Ее «неврит», как назвал эту болезнь врач, был явно чем-то куда более серьезным; к тому же он, похоже, прогрессировал. Она накинула на шею петлю передника, но соединить завязки на спине не смогла. Одна рука вдруг отказалась ей подчиняться.

— Дай-ка я, — сказал Эскофье и, завязав у нее на спине бант, поцеловал ее в шею. Здоровой рукой Дельфина взяла глубокую сковороду, бросила на дно кусок масла и поставила на самый маленький огонь.

— Значит, ты голоден?

— Да, я голоден.

— Ты всегда голоден, старый ты козел!

— Между прочим, это единственное, на что ты никогда не жаловалась.

Она взяла с верхней полки кастрюлю для варки на пару и чуть не уронила ее. Эскофье забрал у нее кастрюлю и поставил на плиту.

— Итак, с чего начнем? Я ведь еще никогда не готовил aligot.

— А это потому, что козлы — не слишком хорошие повара. Они, правда, именуют себя шефами и истинными художниками, но это все для отвода глаз, ибо даже самая простая, домашняя кухня оказывается для них слишком сложной. Вот они и твердят, что она ниже их достоинства.

Дельфина принесла из кладовой миску картошки и принялась мыть клубни.

— Тридцать минут на самом маленьком огне, — сказала она.

— Это довольно долго.

— Нельзя торопиться, когда готовишь aligot.

— Как при выпечке хлеба?

— Эскофье, ты очень старый козел, и трюки у тебя все очень старые.

— Какой именно козел? Назовите породу, мадам.

Она внимательно на него посмотрела.

— Cou blanc. [140] Башка седая, а хвост и задница черные.

И тогда он поцеловал ее, и она его поцеловала. А потом, чуть отстранившись от него, сказала:

— Сейчас мы готовим еду. Пожалуйста, держи себя в руках. Почисть и порежь картошку, а потом клади ее в пароварку. Налей горячей воды, чтобы вся картошка была покрыта, и насыпь одну десертную ложку соли.

— Было бы лучше сварить картофель в мундире.

— Было бы лучше, если б ты делал все как полагается.

— К этому очень подошли бы белые трюфели.

— Возможно, но их нет. Чисть картошку, старик.

Дельфина медленно очистила два зубчика чеснока и попыталась раздавить их ложкой в подтаявшем масле, но у нее ничего не получалось: ложка выскальзывала из непослушной руки. Эскофье подошел к ней сзади, взял ее руку в свою и раздавил чеснок. Она ничего не сказала, просто слегка к нему прислонилась.