— Перебрасываем! — захлопала в ладоши Алка.

— Место! — перегородил ей дорогу к бутылке Севка. — Минаева, давай, колись!

— Риск! — упрямо выдала Машка.

— Ага! Боится правду говорить, — засмеялся Костыльков.

— Выпей залпом бутылку газировки, — приказала Ничка.

— Это вредно. — Машка колебалась.

— Игра! — обнажил зубы Максимихин. — Не нравится — не садись!

Машке подсунули под руку бутылку с темной жидкостью. Минаева яростным взглядом посмотрела вокруг и дернула крышку. Жидкость запенилась, полезла на волю, потекла быстрыми каплями по бокам.

— Убыток! — заметил Севка.

Отличница начала пить маленькими глоточками. Все, онемев, смотрели на нее, словно после этого Минаева должна как минимум превратиться в дракона.

— Ну, это неинтересно… — Сашка толкнул бутылку. Она задела его за рукав и остановилась, указав на него же.

— Жухала! — завопил Севка.

— Место! — замахала на него Алка.

— Правда, — перехватил бутылку Сашка.

— Кого ты любишь? — крикнули поверх голов.

— Того, кого здесь нет, — хмыкнул Максимихин.

Алка всхлипнула. Или это последние пузырики из бутылки, что допивала Минаева, так булькнули? Секунду ничего не происходило, словно никто не понял сказанных слов.

— Врешь, — протянул Дятлов, и у Эли по спине пробежали нехорошие мурашки. Что-то было в этом окрике неприятное. Что Лешка имел в виду?

— Чего сразу врешь-то? — грубо переспросил Сашка. С нехорошей улыбкой он смотрел на друга. Тот тоже тянул губы в улыбке, многозначительно приподнимал брови.

— Это что за тайны? — подалась вперед Алка. — Правду говори!

— Не переживай! Правда не про тебя, — осадил ее Лешка, удобней перехватывая бутылку.

— Дай мне, — вырвала у него из рук бутылку Дронова.

Лешка заржал, откинувшись на спину. Эля тоже не сдержала улыбки. Остальные переглядывались, спрашивая: «А что такое?» Ничка водила пальчиком около своих коленей.

Бутылка закрутилась. Севка запустил в нее пластиковой бутылкой из-под газировки. Бутылка подкатилась к Элиным ногам.

— Правда или риск? — жестко спросила Алка. Взгляд у нее был злой. Она даже губы покусывала.

Говорить было страшно и то и другое. Скрытой правды было много, а пожелать окружающие могли что-нибудь невозможное.

— Риск.

— Поцелуйся с Максимихиным!

Никто не успел вклиниться в эти две реплики. Девчонки заахали, Севка заржал. Маша с любопытством смотрела на Элю.

— А я не могу! — заканючил Максимихин. — Я слово дал близко к ней не подходить! Да она заразная! В ней яду, как в мегатонной бомбе. Она кусаться будет, еще и брыкается наверняка. Это же не человек! Конь!

— Да ну, — замахал руками Костыльков. — Пускай она что-нибудь дельное сделает. Лошадью, что ли, заржет.

Эля почувствовала, как у нее тяжелеет лицо, становится горячо глазам. Они издевались. Весь этот праздник был устроен для того, чтобы поиздеваться над ней. Даже то, что ее все пытались обнять, — тот же розыгрыш.

— Щаз! — выпрямилась Эля.

— Не надо было садиться играть! — крикнула Алка. — И чего бы им не поцеловаться, раз такие влюбленные!

Надо же, ввернула все-таки, не устояла. С ума они тут все посходили со своей любовью…

— Это игра! — возмущались девчонки.

— Все должно быть по-честному.

— Ладно, уговорили! — Сашка резво встал и потянулся к Эле. Она успела отпихнуть его, отскакивая к двери.

— Извращенец! Дронову целуй!

Они с Алкой посмотрели друг на друга, выжигая между собой воздух, вплоть до мельчайших молекул.

— Да пошла ты! — крикнула Эля.

Надо было уходить. Сколько можно терпеть эти глупые намеки. Но что-то еще держало около двери, ноги не несли ее прочь. Еще не все произошло? Главное впереди?

Сашка медленно подходил. Улыбался. Глаза звериные, злые.

— Только попробуй! — прошептала Эля.

— А я уже пробовал!

Эля вывернулась из-за него, бросилась к сидящим.

— А он меня уже целовал. Когда я пришла. Зачет!

Сказала и тут же поняла, что зря. Алка стала белой, поджатые губы превратились в тонкую линию.

В комнате стояла тишина. Только Севка ногтем постукивал по бутылке, и она глухо отзывалась на его щелчки.

— Тогда чего стесняться-то? — прошептала Дронова. — Давай при всех.