Вдруг от неожиданности я вздрогнул: из-под ног выпорхнула птица. Да какая большая. Птица фыркнула и исчезла. Как молния.

— Рябчик, — сказал Валентин.

Стараясь ступать тише, вышли к срезу хребта и по следу, отпечатанному с той поры, когда здесь брали лес, спустились в низину. Время от времени Валек приостанавливался, поджидая меня, шептал:

— Гляди, здесь кабаны проходили ночью, а вот козлы были… Матерый парень прошел, матерый.

Я, вроде как понимающий, согласно кивал головой, а иногда и вправду замечал разницу между одними следами и другими. Воображение тотчас подсказывало: удлиненная хищная морда вепря. Страшный рык… И — картина дорисовывалась: кабинет, камин, мягкий свет огня, и отсветы пламени выхватывают на стене чучело головы вепря, стеклянный холодный взгляд…

Я поторопился нагнать Валентина, который опять вглядывался в землю у себя под ногами. Он хотел показать мне козла.

Но никаких козлов не встретилось, хотя — вот следы, вот лежка. Видно, кто-то испугал, ушли. Когда мы выбрались на дорогу, ее пыльное полотно было словно раскрытая книга — козлы, точно, бежали. Наследил и еще кто-то.

Валек оживился, заговорил громко:

— Смотри, уточка проковыляла, вот здесь свернула. А это? Чей след?

По пыли тянулась тоненькая полосочка.

— А это — змейка проползла! — обрадовался он моему удивлению. — Мелкая змеечка… А тут вот — полоз… А здесь — отряха-барсук дорогу перескочил. Торопился…

Незаметно и я втянулся, как в игру, в это угадывание — кто из лесных обитателей двигался через дорогу или вдоль.

Валек, довольный, как учитель после трудного урока, потер ладонями одна о другую.

— Знаешь, — неожиданно предложил он, — пошли уточек постреляем.

И я не понял по голосу, что он сказал ласковее — «уточек» или «постреляем». Вообще-то я люблю пострелять, но как-то не вязалось сейчас в моем представлении охота с этим зеленым покоем. Валентин посмотрел на меня внимательно.

— А вообще-то, — сказал он, — пошли в тир. У меня здесь тир имеется. Свой. Душу отвожу, когда пострелять хочется…

Я еще раз удивился этому человеку.

Мы шли на расстоянии двух метров друг от друга и скоро спустились к реке. Я нес заряженное ружье в руке на отлете. Ближе к берегу взвел курок, приготовился, Валек непонятно начал суетиться, оглядываться на меня, что никак не похоже было на него — высокого, сильного, уверенного.

— Тебе что, уже приходилось уточек стрелять? — спросил он неожиданно недобро.

— Раза два. Но оба — неудачно.

Валек подобрался, стал строже лицом, напряженнее.

Прошли поворот, другой — река петляла все чаще. Потом по скользкому бревну перебрались на другой берег — уток нет. Я спустил курок. Валентин сразу же приосанился, пошел свободнее, не оглядываясь больше.

И все же я увидел утку! Под самым бережком сидела она на поваленном стволе и преспокойно чистила перышки. Замерев на полушаге, я затаил дыхание и взвел курок снова. Прицелился, взяв на мушку лапки птицы. Но тут над головой ахнул выстрел. Спугнутая утка крякнула и исчезла в папоротнике на берегу. Валентин, как будто ничего не произошло, ахнул выстрелом еще раз — правее места, куда ускользнула уточка, сбив зарядом лишь верхушки растений.

— Ну, надо же, — крякнул он почти как утка, — с двадцати метров не попали.

Я сочувственно кивнул, хотя знал, если бы он хотел, то не промахнулся бы. Ладно уж, охоты нет, и это не охота.

Дальше, как нарочно, дичи не попадалось. Оно и понятно. Солнце припекало нещадно, все живое искало прохлады. Мы гоже приостанавливались в тени чуть ли не через каждые десять метров.

— До тира километра два-три вверх по сопке, — предуведомил Валентин. — Пошли.

Ничего не поделаешь, пошли. Да потом еще к мотороллеру возвращаться не меньше.

И вот вышли к сопке. Здесь было чисто, светло, а тиром служил крутой песчаный обрыв. На проволоке висели вырезанные из дерева кабан, медведь да две автопокрышки со вставленными крест-накрест жердинами. Метров с пятидесяти мы начали «отстрел».

Валек стрелял с вытянутой руки, щеголял будто, с «воздушкой». Зарядив оба ствола, почти не целясь, стрелял дуплетом: первый выстрел отодвинул в сторону автопокрышку, второй — вернул ее на место. И глядя, как он решетит кабана и медведя, я понял: по уточке он не промазал. Валек опередил мой выстрел, побоявшись, что я убью утку.

— Люблю нюхать пороховой дым, — сказал он вдруг, лениво опуская стволы книзу. И потянул воздух носом.

— Понятно уж…

— Да ладно, не обижайся. Я знал, что ты поймешь… Слушай, хочешь, покажу такие штучки?.. Чего только нет в нашей тайге!

Вернувшись на место, где нас ожидал мотороллер, мы съездили в гости к енотовидным собакам. Племя их, штук тридцать, понастроило в уютной ложбинке много земляных ходов. Собаки мы не увидели ни одной, зато налюбовались плодами их активной деятельности — свежеразбросанной землей, подрытыми камнями.