Смолин записал в свою книжечку размер ступни: ширину, длину, глубину.

Делает свое дело и думает: «Возьмет или не возьмет?» Все будущее собаки поставлено сейчас на карту. Все, чему его учили, все его врожденные и приобретенные рефлексы. Возьмет — и в него все поверят, разнесут о нем добрую славу по всему округу. Не возьмет — пропал. И никто не станет особенно разбираться, что именно помешало Аргону хорошо проявить себя. Не судят только победителя.

Теперь, для того чтобы все дальнейшие события были абсолютно понятны, нужно рассказать, как розыскная собака работает по невидимому следу.

— Если вы любите собак, любите работу следопыта, — говорил мне Николаев, — вам надо обязательно знать, что такое собачье обоняние.

Николаев придвинул к себе чистый лист бумаги и быстро, остро отточенным карандашом набросал абрис головы восточноевропейской овчарки.

— Самый главный орган у собаки, самый развитый, самый важный, самый жизненный для нее — обоняние. Находится он вот здесь, — Николаев провел карандашом пунктирную линию внутри собачьей головы — в носовой полости, в области верхнего носового хода и задней части носовой перегородки. — Аппаратик маленький, да удаленький. В его слизистой оболочке заложены обонятельные клетки особой чувствительности. Они раздражаются, когда улавливают запаховые частицы, и это вызывает у собаки ощущение запаха. Понятно? — спросил Николаев и улыбнулся.

Я кивнул в знак согласия и попросил рассказывать дальше.

— Собака ощущает запах, когда в ее носовую полость, в обонятельную область попадает достаточное количество запахового вещества. Малые дозы не возбуждают нервных окончаний, не вызывают ощущения запаха. И потому собака, поставленная на след, старается вдохнуть в себя как можно больше пахучего вещества. Дышит она в такие мгновения усиленно, быстро, раз за разом. Вдыхает и сейчас же выдыхает, чтобы воздух как можно скорее достигал через носовые ходы обонятельной области. Делает она это инстинктивно. И чем лучше собака, тем инстинкт у нее работает совершеннее.

Николаев говорил все увлеченнее.

— Орган обоняния почти у каждой собаки очень чувствительный, выше, чем зрение и слух. Следопыту это необходимо знать, Но и утомляется он больше, чем другие органы. Самая хорошая собака теряет чуткость, когда много работает, когда длительное время на нее действует какой-нибудь один сильный запах. Аргон улавливает сильный физиологический запах на расстоянии до километра. Я не раз это проверял. Не каждая собака обладает таким чутьем.

Для собак, работающих на границе, главным является запах человека. Все люди имеют свой особый запах. Человеческий запах резко меняется, качественно и количественно, в плохую погоду, в грозу, в пургу, при резких температурных колебаниях. Следопыт должен и это учитывать в своей работе. Нарушителю, долго убегающему от пограничников, как правило, некогда вытирать пот и менять мокрую рубаху. Через 25–30 километров преследования он ужо пахнет не так, как в момент перехода границы. И потому часто он, сам о том не ведая, сбивает собаку со следа. Но бывалый следопыт знает, как надо бороться и с этой трудностью. Смолин вам расскажет и об этом.

Ни один человек не оставляет после себя чисто человеческого следа. Сейчас же, как он только пройдет по земле или полежит на траве, к его запаху примешивается дюжина других запахов: полыни, молочая, различных насекомых, почвы, дубильных веществ. Собака, идущая по следу человека, всегда пробивается через тысячу препятствий.

Николаев шумно перевел дыхание, улыбнулся.

— Фу, наконец-то я выговорился. Отвык от таких лекций.

— Нет, придется вам еще кое-что сказать. Все я понял, кроме одного; почему собака, поставленная на невидимый давний след, идет не назад, а вперед, то есть вслед за человеком?

— Законный вопрос. Важный. Интересный. Запах человека особенно сильно действует на обонятельные клетки собаки и приглушает, гасит, маскирует все прочие, более слабые запахи: травы, одежды, цветов, обуви, оружия. Собака все время тянется в ту сторону, где запах сильнее, свежее. Куда направляется источник запаха, туда и бежит собака.

— Ясно. Перейдем от теории к делу. Теперь, Саша, ваша очередь рассказывать. Взял Аргон испорченный Трещоткой след?

Смолин подвел Аргона на коротком поводке к хорошо взрыхленной контрольно-следовой полосе, дал ему вволю обнюхать землю и потом не очень властно, не очень громко, раздельно и четко сказал:

— След! Ищи!

Аргон сейчас же, как и на учениях и тренировках, уткнулся носом в отпечатки, шумно втянул в себя большую порцию воздуха и мгновенно выдохнул обратно. Не отрывая морды от земли, часто и коротко дыша, он пробежал туда-сюда, вернулся к Смолину и резко рванул поводок вперед. Взял! Все-таки взял. Но Смолин не спешил радоваться. Кто знает, может быть, он взял след собаки Канафьева. Запах Трещотки наверняка сильнее запаха нарушителя. Посмотрим! Через минуту все прояснится. Пока что он не давал Аргону полной воли. Бежал вслед за ним, держа поводок в руках. Где-то недалеко от Смолина и Аргона, слева, в предрассветной темноте затаился со своей провинившейся сукой сержант Канафьев. Повернет к нему Аргон или пронесется мимо? Двадцать, тридцать метров… Пятьдесят! Сто! Слева, под деревом, Смолин видит темную фигуру сержанта. Он гремит своим одубевшим брезентовым плащом, машет руками, что-то говорит. Отгоняет «нечистую силу». Боится, что Аргон направляется к нему. Поздно! Чему быть, того не миновать. Аргон и в самом деле рванулся в сторону Трещотки, но сейчас же остановился, хотя Смолин и не дергал его за поводок и не подал никакой команды. И, оказалось, правильно сделал. Собаку, когда она работает, нельзя дергать, нервировать. Надо полагаться на ее чутье.

Аргон постоял несколько секунд, часто и глубоко дыша. Повернулся и побежал вправо и дальше, по невидимому следу нарушителей.

— Теперь все, теперь полный порядок! — закричал Канафьев в спину Смолина. — Давай жми без оглядки, Саша, до победного конца. Тыл обеспечен. Иду следом за тобой.

В его голосе были радость, благодарность и клятва отплатить товарищу при случае такой же монетой.

Смолин бежал лесом и краем глаза видел, как пламенел край неба. Скоро взойдет месяц. Это хорошо. Днем и в лунную ночь нарушители обычно не ходят. Прячутся в лесу, в оврагах, в стоге соломы или сена. Может быть, они уже залегли и Смолин накроет их спящими. Автомат, как всегда, он держал наготове, пистолет и гранаты под рукой. Все, что оставалось позади, все, что мелькает по сторонам, — безопасная зона. Боится он только того, что впереди. Но не очень. Он был уверен, что Аргон, если нарушители окажутся вблизи, подаст ему знак: застопорит, сделает стойку, зарычит.