От заставы Смолина до соседей около пяти километров, Половину прошли рысью, треть галопом, остальные шагом. Аргон смирно лежал на дне люльки, когда Смолин скакал. Но как только Воронок переходил на шаг, он поднимался. Стоял, навострив уши, и с любопытством озирался вокруг. Все ему было интересно, что видел: лес, поля, дорога, овраг. Живое любопытство для собаки — не порок, скорее достоинство.

Через пятнадцать минут Смолин был на границе. Остановился поодаль от людей и, не снимая Аргона с лошади, подошел к капитану, доложил по всей форме о своем прибытии.

Начальник заставы с нескрываемым раздражением кивнул на Трещотку, понуро поджавшую хвост, и на удрученного Канафьева.

— Наши бывшие знаменитости заблудились в трех соснах, забыли, где у сапога носок, а где каблук. Покажите им, старшина, как надо прорабатывать след. Надеюсь, ваш Аргон в полном порядке?

Смолин ответил как можно скромнее. Он щадил самолюбие Канафьева.

— Не могу точно сказать, товарищ капитан. Собака есть собака, в душу ей не заглянешь. Она еще молодая. Опыта никакого не имеет. Первый раз в боевых условиях будет работать.

— Действуйте! Утрите нос этим… зазнайкам.

Презрительный окрик начальника никак не подействовал на Смолина.

Он крепко верил в мастерство Канафьева. Его веру и уважение к товарищу не могли поколебать никакие слова, тем более несправедливые. А то, что капитан Бакрымов не вполне справедлив, это было слишком очевидным. Канафьев в пограничных делах разбирался хорошо. Каждому есть чему поучиться у него. Начальник заставы, видимо, не успел разобраться в обстановке и в сердцах обвинял во всем следопыта его Трещотку.

Смолин подошел к Канафьеву, стоящему в стороне, молча подал ему руку, крепко, с чувством, сильнее, чем всегда, пожал ее и осторожно спросил:

— Ну, что тут у тебя стряслось? В чем загвоздка?

Канафьев тихонько, чтобы капитан не услышал, выругался и пнул ногой Трещотку.

— Барышня виновата, будь она неладна. Гулять надумала. И без всякого предупреждения. Самое подходящее время выбрала. Выручай, брат.

Невеселое было настроение у Смолина и до этих слов Канафьева, но после них и вовсе стало ему нехорошо. Сейчас, в период пустовки, Трещотка не только бесполезная собака, но и опасная. Увидев ее, почувствовав, кобели обычно теряют голову и отказываются работать по следу. Всё. Уйдет нарушитель. Оскандалился Канафьев, и Смолин оскандалится.

Многие тайны поведения собаки Смолин еще не освоил, но эту, с помощью Николаева, он давно открыл.

— Плохи наши с тобой дела, друг, — сказал он сержанту. — Не надо было Трещотку выпускать из вольера, раз у нее такое дело. Теперь и мой Аргон взбунтуется.

— А ты все-таки попробуй. Другого выхода нет. Нарушителя ловить-то надо.

— Попробовать можно, но бесполезно. Анализатор обоняния у моего Аргона сейчас работает в сторону твоей Трещотки. Закон природы, ничего не попишешь.

— Не теряй драгоценного времени, Саша.

— Ладно, не ворчи. Тебе сейчас надо помалкивать в тряпочку, а не указывать. Убери свою барышню куда-нибудь подальше. Отошли ее на заставу. Так будет лучше всего.

Понося Трещотку, сержант удалился в темноту. А Смолин тем временем подошел к лошади. Аргон сидел в своей люльке на двухметровой высоте и, казалось, ничуть не был обеспокоен присутствием Трещотки. Почему? Откуда у него такая сверхсобачья дисциплинированность? Не слышит? Не чует? Быть этого не может Слух у Аргона превосходный — метров за двести слышит приближение человека. Чутье тоже острое. Должен он, по расчетам Смолина, почувствовать Трещотку, встревожиться. Тем не менее почему-то спокоен. Неужели условный рефлекс послушания оказался сильнее безусловного, врожденного? Нет! Таких чудес, говорят специалисты, не бывает. Посмотрим!

Смолин подвел лошадь вплотную к контрольно-следовой полосе, где нарушитель оставил свои следы, и сдержанно, не позволяя внутреннему беспокойству прорваться наружу, обычным голосом подал команду;

— Ко мне, Аргон!

Ни секунды не колеблясь, собака, перемахнув через борт ивовой люльки, спрыгнула на землю и, возбужденно дрожа, села у ног следопыта. Смолин погладил ее голову.

— Хорошо, Аргон, хорошо!

Действительно, пока все было хорошо. Пока. Самое трудное, самое важное — впереди. Усердие и старательность розыскной собаки оценивается не тем, как она выполняет общие команды. Главное в ее работе — взять невидимый след и уверенно, чисто идти по нему и привести к цели. Возьмет или не возьмет молодой, неопытный Аргон след нарушителя после того, как здесь побывала Трещотка?

При свете самодельного факела Смолин тщательно осматривает следы нарушителя, а его гложет разъединственная мысль и одно чувство — страх за Аргона.

Николаев, занимаясь со Смолиным, тренируя его, всегда предупреждал, чтобы он не бросался очертя голову по следу врага. Поспешишь, говорил он, и подрубишь корни своей победы. Надо точно знать, кого ты преследуешь. Одного нарушителя или двоих. Или целую группу.

Смолин согнулся почти до самой земли и разглядывал отпечатки. Контрольно-следовую полосу прошли по крайней мере двое. Может быть, их было даже трое. Все мужчины — сапоги большого размера. Ступали аккуратно, без особой спешки, хладнокровно, след в след. Ступая глубоко вдавлена в рыхлую землю, сильно расплюснута, края следов немного осыпались. Картина ясная. Нарушители бывалые люди. С оружием.