Герцог был настолько слаб, что уже почти не открывал глаз. Но он должен был дождаться Альваро и отомстить. На маленьком столике в изголовье кровати на серебряном подносе стояли два высоких бокала и хрустальный кувшин, украшенный серебром. Один бокал был наполовину пуст, старик иногда протягивал руку и пригубливал красное вино. Он рассчитал верно, и племянник примчался к постели умирающего ровно через две недели.

Дон Альваро, скорбно склонив голову, вошел в спальню дяди, и в душе возликовал. Дон Эстебан не обманул — герцог умирал. Дня два-три — самое большее, и он станет новым герцогом де Молибра и владельцем всего того, чем столько лет управлял по поручению дяди. Альваро кашлянул, пытаясь понять, в сознании ли старик. Герцог открыл глаза и слабо кивнул.

— Хорошо, что ты приехал, — чуть слышно сказал он, — я ухожу, но ты после меня будешь хорошим герцогом. Выпей со мной последний раз вино с наших виноградников. Дай мой бокал, я допью, а себе налей сам.

Герцог протянул руку и взял из рук племянника свой бокал, подождал, пока тот нальет себе из графина с серебряной крышкой, и пригубил вино. Дон Альваро выпил свой бокал сразу. За окнами была страшная жара, а вино, получаемое с виноградников герцогства, всегда было прекрасным.

— А теперь иди, дай мне отдохнуть, — прошептал старый герцог, ставя недопитый бокал на стол.

— Хорошо, дядя, — с готовностью согласился дон Альваро и вышел.

Весело насвистывая, он дошел до своей спальни, не раздеваясь, прилег на кровать и заснул. Ему снилось прошлое и красавица Каэтана, певшая на крыше сторожевой башни замка. Ему было жаль ее, и кузена Карлоса тоже было жалко, но они мешали ему получить то, что очень хотелось — титул и богатство дяди. Сейчас все это было у него в руках, еще один день, и дело всей его жизни будет завершено. Дон Альваро был очень счастлив в своем сне, и когда его сердце вдруг сдавило железной рукой, он очень удивился и даже проснулся. Но было уже поздно, он сделал один мучительный вздох, и острая боль резанула ему сердце, проткнув его огромной стальной иглой. Дон Альваро умер, так и не став новым герцогом де Молибра.

Рано утром в комнату старого герцога вошли капеллан и управитель замка. Они мялись и переглядывались друг с другом, наконец, священник кашлянул, привлекая внимание хозяина. Тот открыл слезящиеся глаза и посмотрел на вошедших.

— Ваша светлость, у нас печальная новость: ваш племянник дон Альваро скончался, отказало сердце, — скорбно сообщил он.

— У меня есть еще много племянников, — равнодушно сказал старик и снова закрыл глаза.

Капеллан и управитель с облегчением от исполненного тяжелого долга покинули спальню хозяина, а тот слабой рукой дернул сонетку звонка, вызывая своего старого камердинера, в преданности которого не сомневался.

— Что угодно вашему сиятельству? — осведомился тот, появившись в дверях.

— Вино вылей, а графин и бокалы сбрось со скалы, — прошептал старый герцог.

— Слушаюсь, — сказал слуга и вынес поднос за дверь.

Он в точности исполнил приказание. Вино вылил вниз, стоя на сторожевой башне, затем на огромные валуны, которые отсюда казались крошечными кусочками мелкой гальки, полетели два бокала и графин с серебряной крышкой. Все было кончено, камердинер помог своему хозяину, которому верно служил пятьдесят лет, казнить убийцу его жены.

Когда старый слуга спустился с башни и заглянул в спальню хозяина, тот уже не дышал, но, уходя, он улыбнулся, и верный камердинер понял, что герцог был счастлив в последние мгновения своей жизни.

Луиза де Гримон с болью смотрела на свою племянницу. Генриетта старалась отвлечь тетку от тяжелых мыслей и, сидя за фортепьяно в музыкальном салоне парижского дома маркизы де Сент-Этьен, наигрывала французские песни. Девушка не понимала ужаса всего происходящего в Париже, но Луиза каждую ночь видела во сне тени своего брата и невестки, умоляющие увезти их единственное дитя из столицы Франции, вновь присягнувшей Наполеону.

Конечно, нужно было бросить все хлопоты по оформлению имущества де Гримонов и уехать еще в марте, когда стало известно о том, что бывший император Франции высадился с горсткой своих солдат у мыса Антиб. Но ей, как и всем в Париже, тогда показалось, что это вопрос нескольких дней, ведь Наполеон шел практически безоружный, и любое регулярное воинское соединение легко должно было разгромить маленький отряд и арестовать безумного вояку. Месье Трике, поверенный, которому Луиза поручила ведение дел по наследству брата, каждый день приносил ей парижские газеты и успокаивал новую клиентку:

— Вот видите, мадемуазель, в газетах пишут, что узурпатор не продвинется дальше Гренобля.

Однако Наполеон получил без боя не только Гренобль, но и Леон, а потом стало ясно, что его не остановить. Газеты, несколько дней назад называвшие Наполеона узурпатором, девятнадцатого марта 1815 года почтительно написали:

«Его величество прибыл в Фонтенбло и завтра ожидается в Париже».

Король Людовик бежал вместе со всеми своими многочисленными родственниками, за ним унесли ноги все дворяне-эмигранты, вернувшиеся из изгнания. Ликующая толпа встретила Наполеона у Тюильри, его на руках внесли в прежний кабинет, и охране императора с большим трудом удалось угомонить восторженную толпу и вывести ее за ворота дворца. Люди целовали следы сапог своего «маленького капрала». Это было настоящее идолопоклонство. Никогда за всю историю своего царствования, даже после самых блестящих побед, не встречал император такого восторженного приема.