Третья атака отдавала нервозным желанием тупо завалить «мясом». Естественно, не вышло, но патронов мы пожгли щедро. От кислого запаха сгоревшего пороха уже ощутимо свербит в носу и пощипывает глаза. Не задохнуться бы. А надевать противогаз вообще не с руки. Резко упадет обзор, да и насчет проницаемости паранормальному взору не уверен.

Все, тишина, желающие исчерпались.

Как выяснилось, не навсегда. Стоило только мне зачерпнуть жменю патронов, как твари кинулись со всех сторон одновременно. Слитный рев выстрелов над головой, помогаю взглядом. М-да, плотно, быстро, но не так уж и много. Интересно, у него подручные вообще кончатся или возможно поступление резервов?

Еще три шага, и…

Я оказался на бескрайнем осеннем поле. Покрытая жесткой стерней земля под ногами, плывущие над головой плотные серые облака, надежно скрывающие солнце.

– Приветствую тебя, странник.

Старик в белых одеждах, широкополой шляпе с обвисшими полями, стоит, опираясь на резную трость. Длинные седые волосы, ухоженная борода, на лице добрая улыбка.

– Твой путь завершен. Ты пришел туда, куда хотел. Здесь исполняются любые желания.

Как-то туповато я соображаю. От внезапности, что ли?

– Брюс? Яков Брюс?

Задумался, кивнул:

– Человеческое имя… Я отвык от него. Да, когда-то меня звали так. В ограниченном и несовершенном мире, населенном ограниченными и несовершенными людьми. Зачем имя живущему вечно и бесконечно превосходящему то, что привыкли считать жизнью? Ты сам видел истинную суть вещей, обрел невероятные для смертного способности. Теперь в твоем праве сделать еще один шаг. И стать абсолютом, правителем всего и вся. Сверхъестественным разумным, не привязанным к несовершенной оболочке и обществу существ, недостойных носить божественную искру.

– Не ты ли мне хочешь в этом помочь?

Веселый смех в ответ:

– Нет, мой гость и собрат. Зачем? Ты и сам готов к чудесному превращению из грубой куколки в великолепную бабочку, которой подвластно главное – свободный полет и бескрайнее небо. Этот шаг каждый делает сам. В моей власти лишь обрисовать общую перспективу.

Помолчав, продолжил с сочувствием:

– Впрочем… От человеческого отказаться действительно тяжело. Я помню этот миг. Предчувствие необратимой потери, мысли о тех, кого считаешь своими друзьями и близкими, о незаконченных делах… Проблема в том, что в человеческой оболочке невозможно увидеть истинное положение вещей. Разум людей ограничен, он не может вместить альфу и омегу, подменяя правду чувствами. И чем ярче чувства, тем дальше они от истины.

Показалось, или он немного приблизился?

– Вот, самое сильное: любовь. Ты любишь, в этом нет сомнения. Но достойна ли твоей любви избранная женщина?

Полутемная, богато обставленная спальня. Узнаю помпезный стиль Колониальной Империи. Двое. Мужчина в расстёгнутой форменной рубашке властно обнимает и целует невысокую фигуристую женщину. По моему желанию картинка приближается, разворачивается, светлеет. Голдман?! Да, это он, с полковничьими погонами на плечах. Чувствуя нарастающую боль, предчувствие непоправимого, все-таки заставляю себя глянуть в лицо женщине. Это Марджи. Со снисходительной улыбкой проводит изящной рукой по волосатой груди офицера КИБ, помогает снять рубашку. Еще один ранящий сердце поцелуй. Невероятно привычными (сколько раз я их видел!) движениями избавляется от строгой деловой одежды. Совершенная фигурка, которую я так любил ласкать… Чужие руки жадно подхватывают мою женщину и отправляют в постель. Картинка пропадает.

– Извини, собрат. Думаю, дальнейшее понятно и вряд ли достойно внимания. Вот так искреннюю любовь смертная женщина меняет на удовольствие от вульгарного совокупления. Понимаю твои чувства, но рассудок и истина должны быть выше желания оставаться в неведении, подчиниться обману.

Обман… Что-то было не так, какая-то деталь…

– Ты думаешь, это единичный случай? Увы, это не знающее исключений правило.

На этот раз спальня полностью знакома, как кровать и обстановка. Особняк Елены, комната, которую я ремонтировал своими руками. На этот раз мне без стеснения показывается полная страсти и секса сцена. С искаженным гримаской наслаждения и полыхающего желания лицом моя Елена в объятьях Ральфа. Ее порывистые, чувственные движения, ее красивые руки, сжимающие мускулистые плечи партнера… Подтверждая ожидание, выгнулась точеная шея, откинулась назад прекрасная, с рассыпавшимися прядями цвета спелой пшеницы голова. Кажется, я и здесь услышал чувственный, зажигающий стон. Все так и было. Только со мной.

– Людям не свойственны благодарность и привязанность, собрат. В силу своей доброты, справедливости и чести ты наделял их лучшими качествами. К сожалению, обманывая себя и не изменяя их. Уж коли речь зашла о близких тебе женщинах… Как ты думаешь: почему Лариса не познакомила тебя со своими матерью и дочерью?

Да, эта мысль приходила в голову.

– Впрочем, она об этом говорила сама.

Кабинет Ильи Юрьевича. Генерал и Лариса.

– Илья, мне страшно. Я не знаю, сумею ли я это пережить.

– Лариса, ты будешь последним человеком, которому Альфа захочет причинить вред. Тебе ничего не угрожает.

Взволнованное, полное боли:

– А душа, Илья?!

Картинка исчезла. Он действительно приблизился, спокойно и мудро смотрит в глаза:

– Видишь, предавая, она боится за свою жалкую душу. Справедливо боится. В твоих силах, собрат, превратить ее жизнь в ад, из которого выходом будет только смерть. Но ты, конечно, на это не пойдешь. В силу чести и благородства, которых так не хватает окружающим тебя людям. Людям, которые отправляли тебя на смерть.