– Уже сделано.

– Отлично, – адмирал раскурил потухшую трубку и несколько секунд молчал, пуская дым. – Теперь вернемся к нашим задачам, – продолжил он. – Как вы понимаете, они изменились. Нашей исторической родине угрожает враг, с которым она сама справиться не в состоянии. Можно долго рассуждать о том, насколько успешное сопротивление способна оказать Земля захватчикам, если они опустятся на планету, но это все пустое. Нам, военным космолетчикам, совершенно ясно одно: тот, кто завоюет ближний космос, сможет держать под контролем и Землю. Отсюда вывод: не устранив эту новую угрозу, мы не можем выполнить и нашу основную задачу, поставленную перед нами народом Новой Германии и лично рейхсканцлером – возродить Третий Рейх на исторической родине и отвоевать принадлежащее нам по праву жизненное пространство, – он пососал потухшую трубку и положил ее на стол. – Считайте, что решение принято. Мы вступим с пришельцами в бой и победим. Как верно здесь уже было замечено, бить их можно. Другое дело – как бить. У них семь кораблей, у нас десять. Правда, они гораздо больше размерами и значительно нас опережают, поскольку прибыли раньше. Первое может быть несущественным, поскольку дело не в размерах, а в вооружении и умении этим вооружением пользоваться. А вот время – один из наиглавнейших факторов на войне, не мне вас учить. Если чужие успеют взять под контроль Землю до того, как мы их догоним, диктовать условия будут они, а не мы. В связи с этим жду ваших соображений по данному вопросу. Надеюсь, вместе мы определим тактику, которая позволит нам спасти Землю от захватчиков, не допустив при этом больших потерь.

Адмирал умолк, взял в руки трубку и принялся неторопливо вытряхивать пепел в пепельницу. Он всегда так поступал – давал подчиненным время пошевелить мозгами, показать свой ум или свою глупость, свободно высказаться и даже поспорить. А затем, как, впрочем, и положено командующему, брал ответственность на себя. Единолично. И ни разу еще серьезно не ошибся. И хотя до сегодняшнего дня Генриху Шварценбергу, так же, как всем остальным, доводилось воевать лишь с астероидами, он был уверен в том, что поступает совершенно правильно – не было случая в истории, чтобы германский космический флот не выполнил поставленной перед ним боевой задачи. Не будет и сейчас.

– Я всегда говорила, что лучший способ сохранить фигуру – это секс, – сказала Белинда, критически оглядывая Эрику. – Но теперь вижу, что есть и еще один – космический бой. Сколько сбросила, килограмма два?

– Два с половиной.

Подруги только что встретились в кают-компании, куда Эрика немедленно явилась, получив от своего комэска Ганса Шефера известие о том, что за проявленные в бою мужество и героизм взыскание с нее снято.

– А за сбитый, – подмигнул Ганс, – думаю, можешь и на побрякушку рассчитывать. Одна «железка» у тебя уже есть, теперь будет вторая. Наш оберст крут, но отходчив. И любит, когда мы побеждаем, а не нас.

– Кто ж не любит, – хмыкнула Эрика. После боя она чувствовала себя на подъеме. Несмотря на потерянные два с половиной кг веса. Что ж, значит, было что терять, а субтильностью телосложения лейтенант Эрика фон Ланге никогда не отличалась. – Как сам-то? Ты ведь тоже одному хорошо воткнул, я видела.

– Двум. Но не до конца, ушли живыми. А это не считается, – вздохнул Шефер.

– Нойманна жалко, – сказала Эрика. – Даже неловко. Получается, я на глазах у всех унизила героя.

– Забудь. Во-первых, тогда он еще не был героем, а во-вторых, в любом случае он поступил там, в ангаре, как полный мудак, кого хочешь спроси.

– И теперь этот мудак обеспечил нам победу ценой собственной жизни.

– Это – да. Честь и слава герою, – Ганс наклонился к уху Эрики и шепнул: – И все равно он был мудаком, можешь мне поверить.

И вот теперь, еще не отошедшая эмоционально от боя Эрика сидела в офицерской кают-компании и смотрела, как ее лучшая подруга Белинда, сексуально покачивая бедрами, возвращается от стойки бара с двумя бокалами шампанского в руках. Народу в кают-компанию набилось полно, и, как минимум, половина взглядов скрестились сейчас на этих бедрах. Эрика вздохнула – так она не умела.

– Ну, за победу! – провозгласила Белинда, усаживаясь. – По глотку, и расскажешь, как это – бить инопланетян.

– Почему инопланетян? – удивилась Эрика.

– А кто, по-твоему, это были люди, что ли?

– Э… – Эрика вдруг поняла, что и впрямь не знает, с кем дралась еще час назад. То есть такой вопрос она себе задавала, и не только она, но с получением на него ответа лейтенант Эрика Ланге, оказывается, готова была некоторое время подождать. Оказывается, ей гораздо важнее было победить врага здесь и сейчас, а уж потом, так и быть, узнать, кто он, собственно, такой. «Наверное, это правильно, – подумала она. – Задавать вопросы – не наше дело. Наше дело – выполнять приказы».

– Чужие, девочка, – сообщила Белинда. – Это были чужие.

– Рассказывай, – потребовала Эрика. Она знала, что Белинда находится не на последних ролях в группе ученых-аналитиков, приданных военной разведке, а посему всегда обладает самой точной и свежей информацией.

– Пока между нами, но, думаю, скоро будет официальное сообщение. Наш бравый адмирал как раз собрал совещание у себя на «Рихтгофене». Мы, аналитики, предоставили свои соображения Фрицу Эрхарду, так что уверена, начальство теперь в курсе.

– Я тоже хочу быть в курсе, – сказала Эрика.

Белинда непроизвольно оглянулась. Кают-компания была полна под завязку. Пахло пролитым шнапсом, мужским потом и табачным дымом, а шум от господ офицеров, с энтузиазмом празднующих победу, как ни парадоксально, был лучшей гарантией конфиденциальности. Они сами себя едва слышали, что уж говорить о двух беседующих за отдельным столиком подругах. Строго говоря, Белинда не имела права разглашать даже ту информацию, которую уже выдала Эрике. Но говоря еще строже, ей, гениальному математику, красивой женщине и сугубо гражданскому лицу, хотя и работающему на германский космический флот, было наплевать на избыточную и глупую, как считала она, секретность военных. Что она и собиралась сделать. Однако не успела – на запястье левой руки нетерпеливо пискнул личный коммуникатор.