— Ты обещал, что не будешь приставать, — залепетала я дрожащим голосом. В коридоре было тихо, за окном темно, не верилось, что где-то есть люди.

— Иди сюда! — Он больно схватил меня за плечи и усадил на кровать — от внезапно охватившего страха я почти не сопротивлялась.

Он вспотел, глаза дико блестели, влажные ладони скользили по моему телу. Мне хотелось разреветься, но, собравшись с силами, я решила не сдаваться и тянуть время.

— Что сегодня по телеку идет? — Я старалась казаться веселой, хоть голос срывался и дрожал.

— Зачем нам телек? — Эдуард попытался уложить меня на кровать. Мертвой хваткой ухватившись за его влажную спину, я, как борец-тяжелоатлет, кряхтя и охая, изо всех сил сопротивлялась. Разозлившись, он влепил мне пощечину.

— Очень мило. Первый раз меня бьют.

— Сама виновата.

— За это и выпить можно, налей мне, пожалуйста. Кстати, закурить не найдется? — Я не курила, но сейчас нужно как можно дольше оттянуть время.

— Кажется, была пачка, подожди-ка. — Он пошарил в холодильнике и извлек нераспечатанную «Стюардессу».

«Сколько времени? Где Лерка? Если она в общежитии, то обязательно поднимет шум, так как знает, что ночью мне не у кого остаться, ну, а если ее нет…» Эдуард зажег спичку, я прикурила и удивилась про себя, как легко далась первая затяжка. Эдуард тоже взял сигарету.

— Ты должна остаться, — сквозь зубы процедил он, и я чуть не захлебнулась дымом.

Эдуард раздавил окурок и снова накинулся на меня. Я брезгливо оттолкнула его.

— В чем дело, черт побери! — крикнул он. — У тебя что, месячные?

— Нет. Но я не могу. Просто не могу. Не мо-гу!

— Ты что, не женщина? — его лицо вытянулось, челюсть отвисла.

— Женщина. Но у меня в общежитии подруга, которая будет волноваться.

— Какая подруга? А позвонить ей нельзя?

— Позвонить в общежитие? — Я усмехнулась, но смешок получился очень ненатуральным. — У нас это не принято. Я ведь всегда ночую дома, и если не приду, представляешь, что будет? Твои письма с адресом найдут сразу, не сомневайся.

До него, кажется, кое-что дошло.

— Ну хорошо, — он посмотрел на часы, — действительно, тебе, кажется, пора. Можешь уходить.

Я не спешила радоваться, но на душе полегчало. Он еще раз озабоченно глянул на часы:

— А может, все-таки можно позвонить?

— Первый час ночи, мы можем не успеть, — поторопила я.

Он переоделся, извлек из кармана ключ, и мы вышли. На свежем воздухе я вздохнула полной грудью и почувствовала себя в безопасности. Эдуард шагал рядом. Вечерняя прохлада и свежий воздух приводили его в чувство.

— Извини, я не хотел ничего плохого, — оправдывался он.

Ему захотелось сгладить все, что произошло.

— Мне жаль, что все так скверно получилось, я не хотел, честное слово. Разве я похож на насильника?

Район был незнакомым, и я поражалась своему безрассудству — черт его знает, куда меня занесло!

— Не ищи оправданий, — отрезала я. — Это бессмысленно.

— Ты меня прощаешь?

— Нет. — Регина, — чуть не захлебнулся он, — не думай обо мне плохо. Сам не знаю, что на меня нашло, но я не хотел тебя обидеть. Обязательно позвони, слышишь, обязательно!

Я не слушала его, мне хотелось поскорее сесть в троллейбус и уехать. «Какое счастье, что ничего не было!» — подумала я. На душе было гадко, хотелось поскорее отмыться от грязи и все забыть.

Вся эта история для Леры и двух копеек не стоила: одинокий мужчина договорился с девушкой, привел, а та вдруг начинает артачиться… Надо же, какая цаца! Но то, что я когда-нибудь осмелюсь так вот, с бухты-барахты, пойти на квартиру почти к первому встречному, было для нее откровением.

— Ты что, ошизела? Неужели не ясно, зачем он тебя приглашал?

— Но он так заверял…

— Дурочка, так всегда говорится: выпьем, послушаем музыку — это просто предлог.

— Я думала, он хочет показать свой дом.

— А голова-то человеку зачем дается? Всякому понятно, что ему нужно. Не хочешь — не ходи. Ты еще хорошо отделалась.

Вспоминая всю эту историю, я пыталась понять, почему я, всегда осторожная и рассудительная, так легко поддалась на уговоры? Скорее всего, это случилось от одиночества — мне так хотелось хоть кому-то быть нужной!