Шрифт:
И показал на расстеленные ковры, где холопы споро расставляли снедь.
7.
О Граде том свежо преданье,
Но многим верится с трудом
В славянский эпос и сказанье,
Как Он исчез перед врагом.
Дружина Князя отступала
Под свод Монастырей,
И на защиту призывала
Достойных ,праведных людей.
Туда,где аура впитала
Все лучшее земли,
Над ними радуга сверкала,
Дорогой Ангелы вели.
Лучами трепетно ласкала
В цветах вишневые сады,
Легендой будущего стала
Пройдя сквозь время и суды.
Кинжальной сталью отражала
Те неприкаянные дни,
В доспехах воинов блистала
На поле брани и в тени.
(Владимир Бакшеев-Сказание о Китеж-граде)
– Не верю!
– Вскочивший Кубин, сделал три шага, и остановился у спящего Демьяна. Что-то пробормотал и опять сказал громко:
– Нет! Не верю! Не может такого быть!
Демьян выглянул из-под плаща и спросил сонно:
– Что случилось, Матвей Власович?
– Ничего, спи.
Демьян сладко зевнул, и повернулся на другой бок.
Дед Матвей подойдя, сел на положенные на землю сёдла и, смотря мне в глаза, спросил:
– Как такое может быть?
Я пожал плечами.
– Все причины и предпосылки я уже упомянул. Больше мне добавить нечего. Одно могу сказать - как говорили не раз, страну просрали, извините за мой французский.
Кубин кашлянул.
– А французы тут причём?
– А, приговорка такая, не обращайте внимания.
– И ничего не смогли сделать?
– Расстроенный Кубин сплюнул.
– Я всегда говорил, что жандармерия - это сборище тунеядцев.
– А жандармерия тут не причём. Всю страну затянуло разом.
Кубин, глядя на тлеющие угли, медленно повторил:
– Всю страну затянуло.... И что потом?
А что потом? Как легко было начинать этот разговор. И как тяжело продолжать. Кубин уговорил меня начать рассказывать первым.
Начал я рассказывать с начала первой мировой. Всё, что касалось русских войск, старался вспомнить и подробно рассказать. Как только начал говорить про то, что случилось позднее, то Кубин стал реагировать резче. До этого сидел тихо, только катал желваки. После рассказа про семнадцатый год он и вскочил.
– Дальше Матвей Власович, началась гражданская война.
Сделал паузу, посмотрев на Кубина. Он молчал и смотрел на костёр. И я продолжил. Начал с причин, рассказал о Брестском мире, интервенции Антанты. Описал основные действия армий красных и белых. Упомянул о махновцах. Потом, озвучил, сколько было жертв в результате войны.
– Больше десяти миллионов.
Кубин произнёс тихо:
– Скажи что это неправда.
– Это правда, Матей Власович.
Кубин обхватил голову руками.
– Бедная моя Лиза. Бедная моя мама. Бедная моя страна. Как такое возможно? Как такое пережить?
– Это ещё не всё, Матвей Власович.
Кубин вздрогнул.
– Что? Что ещё может быть страшнее того, что ты мне рассказал?
– Война, Матей Власович. Другая ВОЙНА.
Кубин вдруг резко встал и отошел в темноту, вернулся с дровами. Бросил рядом и стал медленно подкидывать сухие ветки в костёр. Поднял усталое морщинистое лицо.
– Не надо дальше рассказывать. Пока не надо. В Китеже, в храме Владимирской иконы Божией Матери, протоиерей Григорий, мой друг и один из четырёх офицеров, что тридцать лет назад попали сюда. Нам вместе и расскажешь. Так лучше будет.
– Не надо, так не надо. Но об одном я скажу сейчас. Как я, да и вы попали сюда.
Дед Матвей удивлённо спросил.
– Как так? Ты знаешь, как сюда попал? И как?
Интересно, как он будет реагировать на лешего в моём рассказе? Даже и не знаю, как сказать об этом.